– Ага, как обычно есть и вторая часть там, где есть п*здец. Не озвучивай. Мне первая часть понравилась, не порти.

– Тут потеря какая-то, очень болезненная, меняющая привычный устой жизни. – Светка еще больше хмурится, смотря на раскинутые карты. – Ладно, все убрала.– Она сгребает карты, убирая их в специальный мешочек.

– Вот и правильно, давай, лучше сегодня по красненькому, – закидывая в рот виноградину, протягиваю подруге бокал, улыбаясь.

Утро выдалось суетливым и наполненным тревогой за маму. Анализы и снимок подтвердили опасения кардиолога, ситуация ухудшилась и операцию надо было сделать в ближайшее время. Пока маме делали ЭКГ, я сидела в кабинете врача.

– Ольга Владимировна, я не буду от вас скрывать, вот эта область, – он провел кончиком карандаша по снимку, – очень слабая, терапия, которая была прописана вашей маме, оказалась не эффективна и не смогла сдержать развитие патологии. – Она бы может и была бы эффективна, если бы мама принимала все препараты в том объеме, в котором они были прописаны, но свои мысли я, конечно же, не озвучила. – Поэтому нам придется увеличить область вмешательства. Это увеличивает риски. Но еще больший риск оставить все как есть. Стенка очень слабая и в любой момент …

– Я понимаю. Когда ей надо будет лечь в стационар?

– В блоках есть места, можно и сегодня, предоперационная подготовка займет несколько дней. Все зависит от вас.

После сдачи всех необходимых обследований и анализов, я отвезла маму до ее работы, чтобы она решила вопрос с больничным, потом в аптеку за прописанными медикаментами и домой. Дождавшись пока мама зайдет в подъезд, повернула ключ в зажигании и свернула в гаражные боксы к Валерке. Отдала оставшийся долг и, бросив взгляд на часы, выматерившись полетела в бизнес-центр, работать мне сегодня до упора пока голова будет соображать.

***

– Наталья Степановна, – обратился к новому секретарю, выходя из кабинета, – меня не будет часа два, если что-то срочное, то перенесите на вечер.

– Хорошо, Вячеслав Викторович.

Сегодня был тот самый день, который уже много лет в календаре был черным.

Букет красных роз и в полнейшей тишине до Троицкого кладбища. Тропинка, посыпанная мелким щебнем, который шуршал под каждым моим шагом, нарушая умиротворение этого места и черный гранит памятника предстал перед моим взглядом, на котором ее фото, с которого она улыбалась. Остановился, вглядываясь в когда-то любимые черты. Сколько ей тут шестнадцать, семнадцать? Опустил букет на плиту и потянулся за сигаретами. Молодость порой не прощает ошибок, жаль, что это понимаешь уже слишком поздно. Закурил, снова всматриваясь в фото Яны.

Столько времени прошло… Ей не было и восемнадцати, хотя при знакомстве утверждала она обратное, да и выглядела старше. Шикарная, темноволосая, глазища зеленные, как у ведьмы, вышедшей из сказочного леса. Вскружила голову, да так, что никого и ничего не видел кроме нее и видеть не хотел. Только… не мне одному снесло от нее крышу, Стасу тоже. Фатальный поворот. Это сделало нас врагами, на очень долгое время, мы ими оставались даже после ее смерти. Особенно после ее смерти. И если бы не Демид – наш общий друг, то наверное, до сих пор бы не пошли на мировую. Уже не из-за того что болит, а чисто из принципа, из-за затаенной обиды. Боли не было уже давно, осталось лишь сожаление о не сбывшимся, сожаление о том, что могло случиться, но не произошло. Я винил его в этом. Мне надо было кого-то винить и кого-то ненавидеть тогда. Все поменяло не время, а случайный разговор с Титовым несколько лет назад. Я приехал к нему на дачу, что бы дать морального пинка, чтобы не тянул кота за яйца и уже хватал свою Вику в охапку и тащил в загс, а в итоге получил пинок сам.

− Когда-то и ты меня здорово поддержал, – я хлопнул Демида по спине в дружеском жесте и достал из пачки сигарету.

− Всё ещё её вспоминаешь? Янку? – произнёс он, нарушая возникшую тишину. Я шумно выдохнул, выпуская сигаретный дым, не зная, что ему ответить. Иногда вспоминал, но это уже не было болезненно как раньше, слишком много времени прошло. Но я помнил. Бывают женщины, которых невозможно забыть, она была именно такой.

− Время − коварная штука, что-то стирает из памяти, а что-то нет. Я любил её… Ну, или, по крайней мере, думал, что любил.

− Стас тоже любил, – фраза, заставившая меня скрипнуть от злости зубами.

− Франц, кроме себя, никого любить не умеет.

− Ты не прав. Я точно знаю, что любил так же сильно, как и ты. Переживал он не меньше твоего.

− Не хочу об этом, – сделав последнюю затяжку, я с раздражением бросил потухший окурок в мусор.

− Поговори с ним, столько лет прошло.

− Дём, у меня один с ним разговор, кулаками. Меня даже его рожа бесит.

− Дурак ты. А ещё меня учишь.

− Она из-за него в окно вышла. А ты мне предлагаешь с ним разговаривать?

− Она выбрать между вами не смогла Слав. Она запуталась. Считала, что любит вас двоих, а вы, как две собаки, тянули каждый свою сторону.

− Ты не знаешь, о чём говоришь.

− Знаю. Я тогда ваши задницы прикрыл. Если помнишь, ей едва восемнадцать лет исполнилось. Она металась между вами двумя и в окно вышла, потому что узнала, что беременна, а от кого из вас, не знала. Это всё в письме было, что она оставила. Так что я знаю, о чём говорю, – от этих слов тряхануло, до онемения, прокатившемуся по позвонкам и осевшему в пальцах.

− Каком письме?

− Которое я утаил от следствия, прикрывая ваши шкуры. И дневник её выкрал, не дав следакам изучить, и документы со вскрытия подделал, чтобы о беременности ни слова не было. А ты думал, из-за чего меня из органов поперли? Я сам тогда только чудом не сел. Без дневника и записки у них ничего на вас не было. Да, встречались. Да, любили. На этом статью «Доведение до суицида» не пришьёшь.

− И ты всё это время молчал… Сука, Дём! Как так-то? – Я был ему благодарен, за то, что вытащил, прикрыл нас дебилов ценой собственных пагонов.

− Молчал, иначе бы вы со Стасом совсем с катушек съехали. Вы же неадекватны были оба. А потом разъехались в разные стороны.

− Беременна… мать вашу… − Я провёл ладонью по волосам, не мог поверить в услышанное. Даже предположить такого не мог. − Что она написала в том письме?

− Что и тебя, и Стаса любит, но выбрать между вами не может. От кого из вас ребенок, не знает. Она сама довела себя до такого состояния. Не решилась с вами двумя поговорить, не смогла. Может, боялась, не знаю. Вот и выбрала вот такой ужасный способ со всем покончить.