– Ты там рядом живешь?

– Опять ты, Гога, за свое…

Я двинулся в сторону двери, не дожидаясь его реакции на свои слова. Только при выходе из кабинета, уже переступив одной ногой через порог, обернулся и добавил:

– Если понадоблюсь – ты мой номер знаешь…

Гарун пошел за мной следом, в прихожей обогнал и услужливо открыл передо мной стеклянную, как в учреждении, входную дверь. Видимо, оценил мой статус независимого человека.

– А дегтярное мыло? – спросил он, выходя на крыльцо.

– Взял с собой, – хлопнул я себя по карману куртки. – Дома умоюсь. Дома как-то привычнее. И по улице лучше в гриме ходить.

– А почему именно дегтярное? Оно же вонючее!

– А мне запах дегтя нравится, – поставил я точку в разговоре, не желая объяснять тонкости применения именно этого лечебного сорта мыла.

Машину нашу выпустили из деревни опять без проверки. Возможно, просто хорошо знали Гаруна, возможно, был звонок из дома. Но я уже не возражал против подобных беспорядков, догадываясь, что, возможно, мне придется возглавлять когда-то штурм этого дома, и потому существующий режим охраны устраивал меня больше.

Доехали мы достаточно быстро и без накладок. Только я отметил, что сам Гарун ведет себя как-то слегка странно, излишне часто посматривает в зеркало заднего вида, и, как мне показалось, нервничает.

И только когда мы остановились около станции метро «Проспект Вернадского», Гарун пояснил мне свое состояние:

– По-моему, какая-то машина пыталась за нами следовать. Еще на МКАДе прилипла. Я с трудом оторвался уже в городе.

– Номер запомнил?

– Кроссовер темно-серебристый, «бэха» Х3[7].

Гарун назвал номер, и я сразу позвонил Гоге. Пока шли длинные гудки, сказал Гаруну:

– Ты должен был сразу меня предупредить. Заехали бы в какую-то безлюдную промышленную зону или в кооперативные гаражи и уже знали бы конкретный результат.

– Понял на будущее… – кивнул Гарун.

– Слушаю тебя, Хохол! – отозвался наконец Гога. – Надеюсь, в ДТП не попали? И с Гаруном все в порядке?

– Он тебе сейчас сам все расскажет, похоже на неприятности, но не полные.

Я передал трубку водителю.

Разговаривали они на незнакомом мне языке, и из всего разговора я сумел понять только несколько знакомых слов.

Завершив разговор, Гарун передал мне трубку.

– Хохол, я сейчас высылаю несколько разных машин на МКАД, – сказал Гога.

– Зачем? – не понял я.

– Если они в городе потеряли Гаруна, значит, будут ждать его снова на МКАДе, около поворота в Мытищи. Резонно это предположить?

– Наверное, – согласился я. – Только у меня есть свои соображения…

– Я тебя слушаю.

– Твое предположение основано на том, что им нужен Гарун. А я думаю, что им нужен только я. Среди твоих людей у Аркани должен быть свой осведомитель, и тот сообщил ему, что я выехал с Гаруном. Отсюда и преследование. Арканя хотел выяснить то же самое, что желаешь выяснить и ты – где я живу. Ты знаешь машину, которая за нами ехала? Есть такая у Аркани?

– Я не могу знать все его машины, как не могу знать всех людей, кто на него работает. В том числе и в своем окружении. Но с твоим предположением я, пожалуй, соглашусь. Такой парень, как ты, может и Аркане понадобиться. Только учти сразу, что я и плачу больше, и отношусь к своим людям лучше. Большая часть моего окружения – мои друзья. А окружение Аркани – его слуги. Откровенно не советую переходить на его сторону. То, что проходит со мной, не пройдет с ним. Он пожелает каждый твой шаг контролировать. И полковник КГБ ему в этом поможет. Ты сам не будешь знать, что находишься под колпаком, но сейчас такая электроника… Мне говорили, что Арканя поставил всем своим людям особые симки в трубки. И все разговоры автоматически записываются, а потом прослушиваются.

– Но у тебя же есть свой человек в его окружении…

– С чего ты взял?

– Сделал вывод из твоих слов. Ты говорил с такими подробностями, которые не могут быть известны людям со стороны. Ментам – тем более.

– В проницательности тебе не откажешь.

– Я просто профессиональный военный разведчик.

– Ладно. Вернемся к сегодняшним делам. Я доверяю твоей интуиции, но все же свой вариант со счета не сброшу и пошлю три машины на МКАД. Мне необходимо знать, насколько откровенной стала наша до сих пор скрытная война. Попрошу своих парней не стрелять первыми.

– Договорились. Держи меня в курсе дела. Я иногда тоже в состоянии дать неплохой совет.

Я убрал трубку, пожал руку Гаруну, положительно отозвавшись о его водительском мастерстве, чем вызвал счастливое выражение его лица, вышел из машины и сразу скрылся, смешавшись с толпой, входящей на станцию метро. Мне предстояло вернуться на три остановки, но такая поездка стоила сохранения, как говорится в армии, режима секретности. По дороге я зашел в магазин, совсем не в тот, в который заходил накануне, где могли запомнить если не мое лицо, то хотя бы покупку комплекта одежды. Повторная покупка могла бы вызвать некоторое недоумение. В новом магазине я приобрел еще один костюм и унес его в пакете, не переодеваясь в магазине. Прежде чем войти в свой подъезд, остановился на крыльце и прочитал кучу ненужных мне объявлений, наклеенных на стену. При этом намеренно вставал так, чтобы периферийным зрением видеть все, что происходит вокруг. Обучение этому способу проходит большинство офицеров спецназа ГРУ. Сектор обзора у некоторых особо талантливых достигает двухсот двадцати градусов. Правда, при использовании периферийного зрения исключается концентрация резкости на каком-то объекте, тем не менее возможность широкого обзора часто выручает в боевой обстановке.

Однако смотрел я, кажется, напрасно, темно-серебристого кроссовера «БМВ Х3» видно не было. Заодно, стоя на крыльце, я слушал, что происходит в подъезде, и незаметно отрывал приклеенные усы – не хотелось встречаться со своей многодетной соседкой, которая раньше видела меня без усов и без старящего лицо лака. Проведя визуальный контроль обстановки, я вошел в подъезд, поднялся на второй этаж, одолел тамбур двумя неслышными скользящими прыжками, открыл дверь квартиры и вошел. Закрыв дверь на оба замка, я наконец позволил себе глубоко вздохнуть и расслабиться на выдохе. Это упражнение всегда помогает снять и физическую, и психическую усталость. Физической усталости у меня в настоящее время не возникло, но психическую я чувствовал остро. Это только со стороны несведущему человеку может показаться, что поединок на ножах дался мне предельно легко. На самом деле любой поединок, даже спортивный, – это дополнительная эмоциональная и психическая нагрузка. А когда поединок идет смертельный, нагрузка возрастает во сто крат.