«По крайней мере их гробницы не осквернят, — подумала Пиц. — Они не заинтересуют уважающего себя взломщика. Вся та электроника, которую они потащут с собой в загробный мир, устареет еще до того, как застынет печать на саркофаге».

— Знаете, — проговорила она вслух, — традиция — это превосходно. Это священно. Я знаю, что из всех объединений, представленных в корпорации «Э. Богги», ваше — единственное, которое способно по-настоящему оценить святость вечности. Сами боги с улыбкой взирают на тех, кто...

* * *

А через пятнадцать минут она сидела на заднем сиденье личного «линкольна» Рея Ра, и водитель мчал ее к гостинице. Как только Пиц пристегнула ремень, она сразу извлекла из дорожной сумки Мишку Тум-Тума и помахала перед его пушистой мордашкой листком пергамента.

— Смотри! — воскликнула она. — Они меня полюбили, Мишка Тум-Тум! Они все, все говорили мне о том, как они рады, что я приехала, что им удалось лично пообщаться со мной. Конечно, их компания — всего лишь горстка стареющих экстравагантных чудаков, которые пытаются мертвой хваткой вцепиться в собственную юность и удержать ее. Но мне-то какое дело до этого? Читай и рыдай, Дов! Все могущество Чикаго — деньги, шифры, поддержка масс-медиа, все, что только можно, обещано мне вот здесь, и это написано черным по белому!

— Скорее все-таки черным и красным по желтому, — уточнил Мишка Тум-Тум, внимательно рассмотрев пергамент. — Это написано иероглифами. Тебе очень сильно повезет, если такой документ примут к рассмотрению в суде.

Пиц ревниво отобрала пергамент у медвежонка.

— До суда дело не дойдет. С какой стати? Это только первая из моих побед. С Фиореллой я еще была слаба, не набрала форму, но теперь!.. Хо-хо! Смотри, о мир, вот грядет Пиц!

— Мысль недурственная, — отметил Мишка Тум-Тум, нырнул обратно в сумку и спрятался под пакетом с запасными белыми трусиками. — А когда она была стеснительная, она мне больше нравилась, — проворчал он под звук маниакального победного смеха Пиц, наполнившего салон «линкольна».

Дов сидел, склонившись к столику в одной из дальних кабинок забегаловки под названием «Голубой койот», и играл в затянувшуюся игру типа «Двадцать вопросов» с настоящим американским индейцем. В эту игру они играли с тех самых пор, как началась встреча Дова с Сэмом Индюшачье Перо, о которой они заранее условились, и это занятие успело порядком прискучить Дову.

— Дзуни? — спросил он. Сэм отрицательно помотал головой. — Хопи? Навахо? — И снова — мимо. Дов вздохнул. — Ладно, хорошо, сдаюсь. И какая же у вас национальность? То есть как называется ваше племя? Послушайте, я вовсе не хочу вас обидеть, просто не знаю, как лучше обратиться.

— В смысле — сегодня?

Сэм скривил губы. Если бы кто-то взялся судить о его возрасте по всем остальным чертам лица, кроме губ, то этот человек сказал бы, что индеец — ровесник Дова. Но губы, что странно, очень старили его. Просто очень сильно старили. Тонкая сеть морщинок лежала и на самих губах, и на коже вокруг них, а когда индеец улыбался, обнажались его кривые желтые зубы. Это выглядело неожиданно огорчительно и занятно в одно и то же время, и из-за этого трудно было, разговаривая с Сэмом, смотреть на что бы то ни было, кроме его рта.

На самом деле странная вещь: получалось так, что рот Сэма Индюшачье Перо придавал ему невероятную власть над любым человеком, какой бы ему ни встретился, и Сэм этой властью пользовался с превеликой радостью и на всю катушку.

«Неудивительно, что он так настаивал на личной встрече, — подумал Дов, не сводя глаз с губ Сэма, — Нет, я, конечно, и сам был больше настроен именно на беседу с глазу на глаз, поскольку проделал чертовски долгий путь до Аризоны, дабы заручиться поддержкой этого типа. Но готов побиться об заклад: у него полным-полно других партнеров по бизнесу, которые предпочитают общаться с ним, соблюдая почтительную дистанцию».

Что там говорил Амми, когда они только заметили этого человека на автостоянке возле кафешки? Ну точно, он так и сказал: «Этот рот дает ему фору, преимущество, право последнего слова». А потом амулет начал хохотать, да так грубо и громко, и, похоже, умолкать не собирался, поэтому Дов был вынужден засунуть зловредную серебряную побрякушку в задний карман брюк и теперь сидел на стуле, придавив Амми так, чтобы тот и пикнуть не мог.

— И это все, что вы мне ответите?

Сэм покачал головой. Его длинные черные волосы были заплетены в косы, на концах закрепленные замшевыми ленточками, к которым были привязаны серебряные шарики и крошечные фигурки животных-фетишей, вырезанные из полудрагоценных камней. Стоило только индейцу пошевелить головой — и все это начинало звякать и клацать, точь-в-точь как зловещие украшения на верхушке посоха мистера Боунса.

— И почему только вам, белым людям, всегда так важно знать, что как называется? Это что, страсть к тому, чтобы все раскладывать по полочкам? Навязчивое желание? Коллекционирование фирменных названий?

— Я вам всего-навсего задал самый обычный вопрос: к какому племени вы принадлежите? — пояснил Дов. Голос его прозвучал раздраженно, и ему уже было все равно, правильно ли он поступил с этической точки зрения, употребив слово «племя».

— Верно. А я предпочел на этот вопрос не отвечать. Вы только для этого сюда явились на встречу со мной? Я так не думаю. Вы здесь из-за того, чем я занимаюсь, а не из-за того, кто я такой, из-за того, куда я иду, занимаясь своим делом, а не из-за того, откуда я пришел. И какая вам разница, скажу я вам или нет, из какого я племени? Поймете ли вы, что это означает, или вы просто мысленно приклеите мне на лоб ярлычок?

— Послушайте! Я очень уважаю...

— ... «ваш народ»? — насмешливо прервал его Сэм. — И какой же аспект «вашего народа» я для вас представляю? «Благородный дикарь»? Гм-м-м, скорее всего нет. Это слишком устарело. «Гордый Бунтарь, восставший против Белых Угнетателей из военно-промышленного комплекса»? Вряд ли. Это уж как-то больно пафосно. Слава Богу, что вы — не женщина! Тогда бы вы могли представлять меня героем всех романов, где только действуют краснокожий мужчина и белая женщина. «Сверкающие дула», «Нежный вождь», «Отважный воин», ну и так далее. — Он снова рассмеялся, на этот раз громче. — Я бы вас только разочаровал. Я никогда не отличался большими успехами у дам, я даже на спор не нащупаю у себя мышцы брюшного пресса, а в облегающей набедренной повязке я выгляжу полным придурком.

— Послушайте, на самом деле я просто хочу сказать...

Дов предпринял еще одну попытку достучаться до сознания своего собеседника, но у Сэма явно была на уме собственная программа беседы, и отступать от нее он не собирался.

— Нет, погодите-ка, дайте мне угадать! Так оно веселее. — Сэм взял с тарелки тост и, помахивая им, продолжал разглагольствовать: — Как-то раз вы напряглись и прочли от начала до конца книжку про культуру коренного населения Америки, поэтому вы знаете уйму всякого разного про то, что отличает одно племя от другого. Ну или (что более вероятно) вы знаете понемножку о том о сем, и вы мечтаете забросать меня этими огрызочками и обрывочками и хотите произвести впечатление человека знающего и подкованного. И поэтому если я отвечу вам, что я — из племени хопи, то вы скажете: «Ну как же, как же — куколки-кахина! Круто. Я скажу: „Я — из племени дзуни“. „Ага! — обрадуетесь вы. — Знаю, знаю, дзуни вырезают из камня всех этих крохотулечных зверьков-фетишей. Очень тонкая работа и экологически чистая“. Это точно. И вдобавок — отличные сувенирчики для родственников, к тому же в чемодане много места не займут.