Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не понимаю, где она, где? – восклицает она, – где моя Первая музыкальная школа? Это была первая в России музыкальная школа-интернат для одаренных детей, созданная Столярским. Где она?
Она напрягается и не может узнать окружающие нас дома. Мы идем по тротуару мимо ресторана: у входа стоят кадки с огромными деревьями и, как восковая фигура в стиле девятнадцатого века, застыл метрдотель в ливрее. Ничем не могу помочь, мне здесь ничто не напоминает музыкальную школу. Думаю, что теперь это отель, названный в честь музыкальной школы «Моцарт». Вот так. Я ей говорю, что каждое поколение имеет право менять город на свой лад, ведь сколько поколений уже внесли свою лепту. Но Тамара грозно смотрит на меня и кричит:
– Молодежь распустили – и жрите это! Увидите, что из этого выйдет! Погоня за удовольствиями, за прихотями, ненасытные! Эксклюзивное потребление! Ты знаешь, – спрашивает она, размахивая руками, – что золотого тельца нельзя насытить, что свой распущенный живот не накормить, и нрав испорченный обуздать невозможно? Увидишь, к чему это приведет!
Наверное, она права, потребление нелинейно и стремится к бесконечности. Погибнем, думаю, из-за разврата как древний Рим.
Она успокаивается, только когда мы входим в парк. В парке она любит бронзовые фигуры львиц с детенышами и спешит мне их показать. А рядом бронзовый стул Остапа Бендера, на котором все фотографируются. Но пробиться к стулу великого комбинатора можно только в ожесточенной схватке с толпой.
Покидаем парк и направляемся к Соборной площади. С площади открывается перспектива на дом необычной архитектуры, который чем-то напоминает Римский Колизей, наверное, своими полукруглыми очертаниями и частичными развалинами. Хотя дом сильно разрушен со стороны Садовой, глаз от него не оторвать. Мы садимся на лавочку в сквере напротив и смотрим. Здание уникальное, с характерным для Одессы середины девятнадцатого века обилием элементов позднего барокко в виде карнизов, фризов и множества изящных колонн, обрамляющих парадный подъезд и окна.
– Знаменитый дом Гаевского, – рассказывает мне Тамара, – здесь более ста лет располагалась Аптека Гаевского. Это старейшая аптека, здесь с момента основания был самый большой ассортимент лекарств во всей Украине, много лекарств изготавливалось по рецептам. Это была не просто аптека, а центр фармакологии с высоким уровнем культуры и милосердия. Аптека пережила все войны и режимы. Здание давно нуждается в ремонте, но его никак не могут поделить, а два года назад тут устроили пожар.
Читаю в путеводителе: «Памятник архитектуры «Дом Руссова», в 1878 году здесь была основана аптека, которая впоследствии стала называться «Аптекой Гаевского и Поповского». Тамара продолжает меня просвещать, перечисляя ассортимент аптеки: от разнообразных лекарств, гомеопатии, минеральных вод, косметических и гигиенических средств до множества разновидностей кружек Эсмарха (попросту клизм) и приборов Рива Роччи (попросту тонометров), которые можно было здесь купить в конце девятнадцатого века. Прищуриваю глаза, и теперь дом с башенкой над центральным входом кажется похожим на затерянный в джунглях буддийский храм.
Вечером Тамаре звонит преподаватель по классу скрипки Ида Львовна. Тамара возмущается, что нет больше Первой музыкальной школы, в которой учился Даня Шандарёв, Лиза и Эмиль Гилельс и многие другие. Оказывается, для её подруг это уже не новость. Её пытаются успокоить: школа есть, но в другом месте и другая школа; пришли иные времена, земля в центре города стоит денег. Но она бушует и кричит в негодовании:
– Того, кто придумал технический прогресс, нужно было повесить при рождении. От него (технического прогресса) только копоть и масляные пятна на воде. Человечество должно было развиваться, познавая законы природы и живя в единении с природой, а иначе расплата – неминуема!
– Все равно, – говорю, – мир погибнет или деградирует до крайности. Какая разница, раньше или позже.
Тамара вытаращивает на меня глаза и даже встает со стула; поймав свое отражение в длинном зеркале, стоящем между двух окон, она окидывает комнату и заодно меня каким-то особенным, возвышенным взглядом и продолжает, теперь уже глядя на меня с доброй улыбкой, как мы смотрим на братьев наших меньших:
– Что ты говоришь?! Жизнь удивительна! Это такое счастье, что мы живем на Земле. Это бесценный дар, как ты не понимаешь! Быть живым существом, даже растением, это же просто удивительно. А люди жестоки, они уничтожают растения, животных, топчут все, что их окружает, вместо того, чтобы бесконечно любоваться всем тем, что дала им Природа, чтобы любить все это и чувствовать, какая доброта и любовь исходит от существ иных, чем человек. Многие в этом не виноваты, они живут в такой мерзкой среде. Но ты, моя ученица, как ты можешь так думать?!
За два дня до отъезда
Сегодня с утра выяснилось, что пропал кот Кузя. Говорят, что последний раз он появлялся вчера вечером. Тамара вышла во двор вешать белье и, узнав эту грустную новость от дворника, опросила всех соседей, которые появлялись для дачи показаний в отрытых окнах своих квартир или на балконах.
– Конечно, он сбежал от такой жизни, – расстраивается она и отказывается от утреннего чая. – Нужно будет поговорить с Толей, пусть приведет в чувство эту живодёршу.
– Неужели вы думаете, что Толя из-за кота будет ссориться с женой? Вы же говорите, что в Одессе женщина решает все.
– Да, в Одессе женщина – это Женщина! И где бы я ни была, я всегда чувствовала себя Женщиной, и именно так относились ко мне мужчины. Но, если женщина сама не хочет поддерживать свой высокий статус, порочит его своим гнусным поведением, то какая же она Женщина!
Я очень сочувствую ей в связи с пропажей кота, но мне хочется поскорее исчезнуть из её поля зрения. Кажется, она подбирается к моей личной жизни. Кроме того, нужно немного поработать, мне прислали статью на правку, необходимо срочно её вычитать. Поэтому я незаметно просачиваюсь на лестницу и уже оттуда, отпирая дверь «ключом от собора», неуклюже извиняюсь и сообщаю, что ухожу в интернет.
К вечеру Кузя не находится. Трудно предположить, что он отправился на кошачью свадьбу, уж очень вид у него непрезентабельный в облезшей шкуре. Но я утешаю Тамару, как могу.
Как обычно, ставлю чайник с родниковой водой и чувствую, что за чаем она немного успокаивается – видно, готовится к своему вечернему выступлению. Интересно, что будет сегодня – рассказ или сказка? Я уже привыкла засыпать под голос за кадром. Пару дней назад она прочла мне обзорную лекцию по