– Ни капли любви в тебе нет. Как можно быть такой трусливой, такой жестокой и мелочной? Зачем тебе эти несчастные моряки? Думаешь, они боятся смерти? Каждый из них добровольно отправился со мной, зная на что идёт. В них смелости в сотни раз больше, чем у тебя. И даже если им придётся погибнуть, они примут свою судьбу. Прими же и ты – взгляни на своих братьев, держи ответ перед ними, раз провинилась.

– Кто тебе сказал, что я провинилась? – крикнула в отчаянии дева. – Я только хотела быть рядом с любимым! А они! Они закружили его корабль своим дыханием, увели далеко за край моря, сколько лет я ищу его среди моряков и не нахожу!

– Может он давно на том берегу? А ты в злости и ненависти ищешь его здесь? Забираешь невинные тела и души, ненасытно ища замену? Разве так поступают любящие женщины?! – прикрикнул Ивар, и ветер отнес его слова далеко-далеко, умножая и искажая.

– Ты вздумал учить меня? Юнец! Ты даже не познал радостей простой человеческой жизни, чтобы укорять меня! Да, я боюсь гнева своих братьев! Но они не настолько безобидны, какими ты их представляешь! Они жестоки, бесчувственны. Совсем как я, – тихо добавила дева и залилась слезами.

Лодка наполнялась солёной водой – дева словно превратилась в небольшой водопад. Лодочник перестал грести, опустив весло в воду. Небо посветлело настолько, что морская поверхность просматривалась достаточно далеко. Ивар видел, что большой глубины здесь нет, вода приобрела легкий бирюзовый оттенок. Он набрался смелости и прыгнул из лодки в тёплую, как парное молоко, воду, и поплыл вперед, пока дева продолжала самозабвенно рыдать.

Куда он плыл, и сколько придется работать руками, Ивар не мог знать, он вообще старался не думать. Внутреннее чутье подсказывало ему, что цель близка. Шрамы на груди давали о себе знать ноющей болью и легким покалыванием. Где-то здесь, Ивар чувствовал, находится та самая Роза Ветров – точка, в которой сходятся все ветра – суровый северный Борей, жаркий и горячий южный Нот, привычный западный Зефир и тяжелый, туманный восточный Эвр. Хорошо бы, если бы попутным ветром, когда Ивар отправится домой, оказался Зефир.

Дом. Ивар снова вспомнил о матери, бабушке и Анике. Как там Даг и Муса, не потеряли надежды, помнят? Ради них, ради всех людей, живущих на суше, страдающих под ежедневными дождями, мокнущих у пристани, умирающих в бурях посреди Океана, он, Ивар, сражается сейчас сам с собой, со стихией, с существами из древних легенд. Он свято верит в то, что справится.

Вода становилась теплее, под собой Ивар видел песочное дно и ощущал легкое течение. С каждой минутой оно становилось сильнее и тянуло вперед. Выбраться из течения не выходило, ширина его росла так же, как и скорость. Ивара уже несло довольно быстро навстречу неизвестности. Чуть приподняв голову, он различал такие же активные течения по правую и левую руку от себя. Все они, похоже, сходились в одной точке.

– Роза Ветров, – шепнул Ивар и, расслабившись, лег на спину, чтобы вода сама несла его. Он перестал ощущать страх и тревогу, полностью доверился своей судьбе. Пожалуй, ничего уже не способно удивить его, напугать или повергнуть в шок. После страшного порога бурь, после поцелуя девы, после всего того, что он пережил, даже подводные жернова и встреча лицом к лицу с Океаном не сможет вывести Ивара из равновесия. Ему нравилось думать о себе, уподобляясь великим воинам древности, о которых писалось в сказках. Они ничего не боялись, всегда шли вперед к своим целям, сражались и неизменно – побеждали.

Небо над Иваром отражало Океан – такая же лазурь, совершенно непривычная, нереальная. Никогда над родными местами Ивар не видел такого высокого чистого неба, яркого и живого. Он любовался им, увлекаемый течением. Небосвод сначала плыл прямо, а потом стал понемногу заворачиваться. Воронка. Ивар уже понимал, что четыре брата-ветра гонят воды к Розе Ветров вместе с ним. Но там, где-то в самой глубине – жемчужина. Одна единственная. Надо только не побояться добраться до дна.

Водоворот набирал силу, чем ближе к нему, тем сильнее дули ветра, смешивая свои потоки воедино – холод, жар, тяжесть и легкость. В одну секунду Ивар успевал почувствовать на себе дыхание всех четырех братьев. Сильнейший Борей покрывал его тело мурашками, до дрожи обдавая ледяным воздухом, после этого сразу нападал легкий Зефир, продлевая озноб и разгоняя холод по телу, за ним вступал в невидимый тихий бой жаркий Нот. От перепада температур у Ивара перехватывало дыхание, а шрамы жгло, будто бы они и не заживали вовсе. А когда после Нота появлялся тяжелый Эвр, дышать становилось и вовсе невозможно, – густой влажный воздух заполнял легкие едкими солеными каплями, неразличимыми глазом, в груди всё горело и тело сотрясал глухой, сиплый кашель.

Незаметно, но слишком быстро, Ивар опускался на дно воронки. Так легко было тонуть в ней, спускаясь по спирали, закрученной течениями. Совсем не так, как тогда, когда он прыгнул с корабля и был спасен китами. Воздух выходил из легких медленно, долго. Ивар потерял счет времени. Лазурь поглощала без остатка, наслаждаясь и поглаживая его сильное тело.

Ивар закрыл глаза и представил себе, будто засыпает. В детстве мать укрывала его перед сном легким пуховым одеялом, мягким, воздушным, и он думал, что это – облако. Он никогда не видел настоящих пушистых белых облаков, но картинки из книг помнил хорошо. И это небольшое одеяло походило на них один в один. Под ним Ивар чувствовал себя защищенным от всех ветров и дождей. Вместо маминых любимых нежных рук, всю ночь до утра его сон хранило облачное одеяло. И сейчас, укутанный теплой морской водой, он чувствовал себя как тогда, в детстве. Даже лучше – как в материнской утробе. Приглушенные водой звуки, ласковые прикосновения и покой. Величайший покой на всей Земле, проникающий в душу, навевающий мысли о том, чего никогда не вспомнить.

Любящий голос матери звал его сквозь толщу воды, напевал хорошо знакомую колыбельную, обещая счастье:

Спи, мой Ивар, спи, мой сын.

Позабудутся печали,

Унесет их крепкий сон,

Как бы чайки не кричали.

Спи, мой Ивар, спи, мой сын.

Лаской матери согрею,

Океаном будь любим…

Слова таяли, перемешивались, голос матери сменялся голосом Аники, шепотом бабушки. Они сливались в один многоголосый звук, заполняли собой всё пространство, погружали в сонную негу. Если смерть – такая,