На мгновение руки парня дрогнули. Я приподнялась и облокотилась на его грудь. Эван глубоко вдохнул и выдохнул.

– Твоего дядю.

– Он называл меня своей прелестной девочкой. Говорил: «Кто моя прелестная девочка?» Когда я слышала это, меня начинало тошнить. Эта фраза означала, что он придет ко мне ночью… – у меня перехватило дыхание, и Эван усилил объятие. – Я больше не хотела быть его прелестной девочкой. Я думала, что если изуродую себя, перестану быть красивой, он прекратит свои ночные визиты. Поэтому взяла шуруп.

Я крепко сжала руки Эвана.

– Я рядом, – сказал он, – с тобой.

– Шурупом я вырезала линию на своей щеке. Кожа разошлась, и хлынула кровь. Прежде я не сталкивалась с такой болью, но почувствовала облегчение, Эван. Потому что все, что он хотел от меня, выплеснулось наружу, и это был конец. Я больше не была его красавицей. Конец.

– Это помогло? – Он шмыгнул носом над моей головой и прошептал: – Боже, пожалуйста, ответь «да».

– В ту ночь я легла в постель, подушка и сорочка были в крови. Я ждала, когда он придет и увидит. Подготовилась. Все спланировала. Чтобы он увидел мою работу. Как я изуродовала себя. И сказал: «Моя прелестная девочка исчезла». Я ждала, что он уйдет, закрыв за собой дверь, и никогда больше не вернется. А я смогу уснуть. Я к тому времени очень устала. Была чертовски изнурена. Наконец-то у меня будет одна ночь, чтобы спать без страха.

Хватка Эвана уже причиняла боль. Но я желала этого. Нуждалась в его поддержке.

– Что случилось потом? – спросил он.

– Я уснула. Не знаю как. Мне было очень больно. Может, из-за шока… в любом случае, когда проснулась, у меня был сильный жар, а моя мать кричала. Она вошла, чтобы разбудить меня, а увидев кровь и рану, закричала. Она решила, что кто-то пробрался в дом и напал на меня. Боже, как я хотела, чтобы это было правдой, потому что реальное положение дел погубило ее.

– Ты рассказала ей, – констатировал Эван.

– Да, все. Джаспер пытался отрицать, но даже члены семьи, считавшие мою мать сумасшедшей, взглянув на мое изуродованное лицо, не поверили ему. Кто бы стал делать с собой подобное? Моя мама… она не смогла вынести этот груз. Она плакала и кричала, заперлась в своей темной спальне на несколько дней… – «Свет погас, Джози. Уходи и оставь маму в покое…» Я вздрогнула. – Для нее это оказалось слишком. Не в силах справиться с чувством вины… она покончила с собой.

Я всхлипнула. Впервые за много лет я произнесла всю историю вслух и не смогла сдержать громкие сокрушительные рыдания.

– Она покончила с собой, Эван, но… разве это не моя вина?

– Нет.

– Я подтолкнула ее к этому.

– Ты ни в чем не виновата, Джо, – яростно заверил меня Эван. – Ты здесь ни при чем. Ты не несешь ответственности ни за поступки Джаспера, ни за самоубийство матери.

– Но разве не поэтому она предпочла умереть? Даже хорошие воспоминания о ней ушли. Они посерели и почти исчезли. Потому что я сделала это? Разве нет?

– Нет, Джо. Дело не в этом.

– Я просто хочу, чтобы она вернулась. Хотя бы ее часть, одно счастливое воспоминание…

Я горько заплакала, а Эван обнял меня. Ощутив его спокойное и уверенное сердцебиение, ровное и глубокое дыхание, я резко прекратила рыдать. И опустошенная, обняла его крепче.

– А что случилось с твоим дядей? – наконец осведомился он, вытирая мои слезы рукавом рубашки.

– Он умер в тюрьме до слушания. Мудак сдох от сердечного приступа до того, как ощутил на себе груз справедливости, и это отстой. Но он исчез. И мне не придется беспокоиться о том, что он выйдет досрочно. – Я шмыгнула носом. – Все равно мне на него плевать. Я просто хочу, чтобы мама вернулась. Я могла пережить Джаспера. Я пережила его.

Эван сильнее сжал меня, не произнося пустых слов. Одно его присутствие сейчас было для меня гораздо ценнее, чем все остальное. Но как долго это будет продолжаться? Он узнал всю правду о том, что сделал со мной дядя. Мне стало стыдно, и я задрожала.

– А ты… – я сглотнула и попробовала произнести фразу еще раз, – ты все еще хочешь быть со мной?

Темные глаза парня смотрели вниз, внутри них таилась моя история. Он дернул челюстью, и потребовалось всего мгновение, чтобы услышать его ответ.

– Заткнись, – хрипло произнес он, – не говори так больше.

Я едва не рассмеялась.

– Эван… – всхлипнула я, когда он убрал с моего лица волосы.

– Ты самая храбрая девушка, которую я когда-либо встречал, – он поцеловал меня в лоб, губами провел по щеке и поцеловал шрам, – и красивая.

Когда он переключился на вторую щеку, подбородок и кончик носа, я закрыла глаза. Он мягко коснулся моих губ, даря мне свою нежность.

Мы целовались и обнимали друг друга на том месте, куда древние племена приходили похоронить мертвецов и освободить призраков. Общие интересы двух заблудших душ.

Два призрака, считающие себя сломленными и недостойными других, здесь словно родились заново. И когда солнце садилось за деревьями, окрашивая все вокруг в алый, они почувствовали себя живыми и умиротворенными.

Той ночью я находилась в доме одна. Джерри уехал в дальний рейс и обещал вернуться только через неделю. Я сидела за письменным столом в своей темной спальне. Окно оставалось открытым. Вокруг царила тишина, лишь изредка нарушаемая стрекотом насекомых и звуком редких машин, проезжающих по шоссе.

Я плотнее завернулась в черно-синюю клетчатую рубашку Эвана, пальцами касаясь лежащего передо мной чистого листа бумаги.

Я постучала ручкой по губам. Горячие и припухшие, они продолжали хранить следы ненасытных поцелуев Эвана. Я пососала нижнюю губу, все еще ощущая его вкус. Мое тело чувствовало его прикосновения. Я вспомнила, как он посмотрел на меня перед уходом.

Поднесла к носу воротник его рубашки и, закрыв глаза, глубоко вдохнула. Слова – нужные, самые лучшие в мире – всплыли в моей голове. Мысли пустили корни, потянувшись стеблями и листьями наружу. На протяжении многих лет в моей душе оставался мертвый и бесплодный клочок земли, сейчас превратившийся в цветущий сад.

– Свет зажегся, Джози!

Я включила настольную лампу. Вдохнув запах Эвана, приложила ручку к бумаге. И начала писать.

– Готов? – спросила я.

– Еще нет.

Эван сделал несколько коротких вдохов, а затем выдохнул. Пока он проделывал так несколько раз, мой внутренний умник просто жаждал пошутить. Парень закрыл глаза, и его лицо стало таким спокойным, что я засомневалась в его способности услышать меня. Выглядело это как медитация.

Затем он нырнул под воду.