Мамзелькина подгадала все, что называется, «тютелька втютельку». Ужинали Ирка, Багров и Зигя у Фулоны, любившей повторять, что гостейпринимает не только тот, кто хочет, но и тот, кто может.

– И вообще не лишайте меня удовольствия собрать всех вместе!– говорила она.

– Я тоже могу собирать всех вместе! – обижалась Гелата.

– Ты живешь далеко от метро! К тебе нормально не доберешься!– находилась Фулона.

– Зато я живу в двух минутах от метро! – говорила Бэтла.

– С тобой другая история. Сама готовить ты все равно небудешь, а Алексея твоего мне жалко! Сделала из него кухонного мужика! А ведькогда-то музыкант был, саксофонист! Стройный, как девушка!

Бэтла с сомнением посмотрела на своего оруженосца.

– Это вряд ли! Саксофонистов тощих не бывает. И трубачейтоже. Им же дуть все время надо. Это скрипачи встречаются тощие. А мой Лешкакогда-то тем меня покорил, что грелку лопнул.

– Какую грелку?

– Резиновые грелки аптечные знаешь? Он ее надул, и она –хлоп! – лопнула. Сколько народу потом пробовало этот фокус повторить – толькоглаза у всех на лоб вылезали, – поведала Бэтла довольно.

Алексей радостно гоготнул и с надеждой посмотрел на Фулону,точно спрашивая: нет ли у нее лишней грелки?

– Всего-то? – снисходительно влезла Хола. – Грелки лопать –тупость неимоверная! Мне вот один раз подарили триста девяносто девять роз!

– Это от недостатка фантазии! Опять же когда грелки взрыватьне можешь – только и остается, что отыгрываться на бедных цветочных трупиках! –утешила ее Бэтла.

– А мой папа тем маму покорил, что дал ей ботинок примерить,– тихо сказала Ирка. – Мне Бабаня рассказывала. У нее был тридцать шестойразмер ноги, а у него сорок пятый…

Она пришла к восьми, когда большинство валькирий были уже всборе. Зигю посадили на стул у окна, вручили ему целую кастрюлю котлет и, надевна шею слюнявчик, сшитый из целой простыни, велели капать и крошить только нанего.

Вскоре после них приехала Ильга. На такси. Прямо с работы.

– Я зашиваюсь! Вчера в двенадцать домой вернулась! Какойболван отчитывается о продажах в сентябре? Пристрелите меня кто-нибудь, у когопатроны остались! – потребовала она капризно.

Ее никто не пристрелил. Ламина, правда, вызывалась заколотьее копьем, но Ильга к тому времени уже передумала.

– В городе пробки! Сил никаких нет! Жалкие четыре километрамы тащились два часа!!! И этот урод все время слушал свое уродское радио! –пожаловалась она.

– Сама виновата. Тебе три станции на метро, – сказалавалькирия золотого копья.

– Я на метре не ездю! Чтоб у меня сумку срезали? –поморщилась Ильга.

Оруженосец Фулоны попытался ее накормить, но Ильга капризноотодвинула тарелку длиннющим накладным ногтем. Ирка вечно удивлялась, как онаухитряется с такими ногтями бросать копье, да еще не промахиваться.

– В чем дело? – спросила Фулона.

– Ненавижу селедку! Под шубой, без шубы, в трениках, вколготках! Всякую ненавижу! – скривилась Ильга.

– Не боись! Она тебя тоже, – охладила ее Бэтла.

– Как?

– А так. Плывет в океане селедка и бормочет: ненавижу Ильгу!Прямо ногами б запинала, да ногов нету!!!

Ильга долго смотрела на Бэтлу, пытаясь что-то осмыслить.

– И чего тут смешного? У селедки же действительно нету ног!– произнесла она наконец с укором.

Гелата расхохоталась и полезла через стол обнимать Ильгу, нопопала локтем в салат.

– Ты чудо! – сказала она.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Ильга с подозрением.

– Ты вообще не в состоянии ни одного суждения воспринятьнейтрально. Допустим, при тебе скажут: «тарелка». Ты – чик! – сразу должнавысказаться, какое у тебя отношение к тарелкам. Любишь ты их или не любишь, аесли любишь, то какие: мелкие? глубокие? Дальше больше: какая страна производиттарелки и выгодно ли сейчас заниматься тарелками, или лучше мыслить болееглобально и заняться сразу кастрюлями!

– Слышь, отвянь, а! Порешь какую-то чушь! – с негодованиемсказала Ильга. – Кто сейчас кастрюлями будет заниматься? С нуля кастрюльныйзавод строить – это какие объемы торговли должны быть? Опять же, когда кастрюлюперевозишь, внутри у нее дырка, а это вроде как за перевозку воздуха платишь…ой!

– …а внутрь кастрюль можно крупу засыпать. Или мелочовку,вроде ложек. Сопутствующий товар, – мечтательно влез оруженосец Ильги.

Это был красавец-баскетболист с глазами поэта и склонностьюк мелкооптовой торговле. Как и у хозяйки, у него преобладало практическоемышление.

– И ты туда же! Уйди! Зла на вас нету! – заорала на негоИльга.

– Это хорошо, что зла нету. Значит, ты постепенностановишься человеком! Глядишь, пройдет лет тридцать, и начнешь ездить наметро, – успокоила ее Фулона.

Воспользовавшись тем, что сидевшая рядом Ламина отошла кокну, Ирка решилась незаметно обмакнуть свое овсяное печенье в ее чашке. Простотак, из озорства. Печенье мгновенно разбухло и, обломившись, упало в чай. Иркакинулась вылавливать его пальцами, но Ламина уже возвращалась.Валькирия-одиночка мгновенно избавилась от улики – второй половинки печенья – истала невинно жевать укроп.

«Если каждый оруженосец внутренне похож на свою валькирию,то на кого похожа я? На Антигона??? Жуть какая!» – задумалась она.

Слушая, как пикируются и пощипывают друг друга старшиевалькирии, Ирка улыбалась, но в разговор не лезла. Предпочитала рольслушательницы. Было время, когда такое поведение валькирий ее смущало, особеннокогда начинались вопли, беспричинные слезы, смены настроения, сплетни проотсутствующих, но, видимо, это издержки любого женского коллектива. Да и потомвалькирии же не утверждают, что они свет. Не каждый, кто работает вуниверситете, обязательно профессор. Есть же и гардероб, и буфет, и охрана.

Кроме Бэтлы, Гелаты и Таамаг, Ирке все больше нравиласьФулона. Поначалу она казалась ей суховатой, зато во всех жизненных ситуацияхбыла ровной, одинаковой, предсказуемо-доброжелательной. Пусть суховата, зато вней не было провисания и вялости.