Присев на краешек своего кресла я замер. Ана открыла глаза, приняла позу расслабленного отдыхающего в кресле человека, отхлебнула напиток и уже совсем спокойно сказала:

— Это была моя вина. Молчи и ничего не говори об этом. — сделала еще глоток и продолжила, — Ничего особенного тут не произошло. Благодаря твоему порошку, я прибила двоих скелле из засады, а третья сидит теперь с горшком на голове, который они, между прочим, готовили для меня, в трюме — трофей.

На какое-то время мы опять замолчали. Ана украдкой поглядывала на меня, чувствовалось, что вновь произошли какие-то изменения, которые я, по своей обычной толстокожести, не уловил.

— У меня для тебя подарок! — неожиданно произнесла она и засунув руку в карман комбинезона, извлекла что-то в кулаке и аккуратно положила на стол.

Два камушка. Два полупрозрачных знакомых кварца. Немного крупнее тех, которые были маяками для путешествия на Землю, но вполне узнаваемые. Под слегка лукавым взглядом девушки я взял один из них, покрутил в руках и ожидаемо обнаружил звездочку, мерцавшую в камне по направлению почти под ногами, слегка восточнее. На камушке был прорезан древний иероглиф, который значил — «другой». Я поднял глаза на Ану.

— Это маяк на острова. Другой — это древнее название второго континента, от которого теперь лишь куча островов осталась.

Я повертел в руках второй камень — тот без затей указывал направление на Саутрим. Иероглиф на камне означал — «южный нос». Для меня это действительно был бесценный подарок, если бы только мысли мои не были заняты совершенно другим.

— Откуда они? — вместо слов благодарности спросил я.

— Капитанские. С этой яхты. Папа задолжал мне за твое убийство. — девушка улыбалась.

— Спасибо!

— Илья, мы не можем стоять здесь долго — ты понимаешь почему. Двигаться мы собираемся ночью, но снимемся, как только ты вернешься на берег.

— Понял, я понял. Чем раньше пассажир сойдет, тем лучше.

Ана нахмурилась, но спорить не стала. Вместо этого, она вновь наклонилась вперед и заговорила, хмурясь и опустив взгляд, как если бы торопилась высказаться в последний момент:

— Илья, не думай, что ты для меня безразличен. Мне тоже очень тяжело, но я не просто девушка, я — скелле. Я слишком много должна семье за то, что я просто живу. Кроме того, я не верю, что мы расстаемся навсегда. Я надеюсь, что очень скоро мы найдем друг друга. Поэтому, единственное, о чем я тебя прошу — не прыгай никуда без меня. Хорошо? — я кивнул, — И при любой возможности дай о себе знать — просто, передай письмо в наше имение. — она сделала паузу, — Я буду ждать его.

Дождь закончился. Но это было не важно, так как я все равно вымок до нитки, прыгая с лодки в прибой, и выбираясь на берег. Мне объяснили, что между горой и схроном, в котором все это время прятались люди отца Аны, есть чистый ручей, и сейчас я планировал добраться до него, сполоснуть и выжать одежду, чтобы она не встала позже колом от соли. Уже слегка темнело, но до полной темноты было еще несколько часов, поэтому я не торопился — по большому счету, я не знал куда мне торопиться. Когда Ана спросила меня, что я собираюсь теперь делать, я не нашелся с ответом — мне предстояло заново исследовать окружающий мир в поисках возможностей осуществить задуманное.

Когда я, переодевшийся, и со свертком мокрой одежды в руках брел от ручья к далекому самолету, яхта уже исчезла за мысом — я вновь остался один.

Машина стояла там же, где мы ее оставили, внешне никак не изменившаяся, все так-же привязанная за вбитые в почву колышки. Плотный красноватый грунт плохо впитывал воду и самолет стоял посреди огромной лужи. Я вздохнул — моим мокасинам после сегодняшних водных процедур ремонт уже не поможет. Прошлепав по воде прямо к двери, я не обнаружил веревочки, которой завязал ее. В голове сразу же промелькнула мысль о той парочке матросов или пассажиров, которых высадила яхта, перед тем как забрать меня.

За дверью внешне ничего не изменилось — разве что, мешки и ящики с инструментом явно кто-то двигал. Сбросив рюкзак на пол кабины, я не торопился забираться во внутрь. Мне не нравилось, что я не контролирую ситуацию, не нравилось, что пришлось доверится человеку, который один раз уже заказывал мое убийство.

Со стороны схрона послышался какой-то шум — парочка, которая должна была охранять самолет, пока я оставался на яхте, появилась на склоне и направлялась в мою сторону. Видимо, они оставлены здесь еще для каких-то целей, раз не вернулись на судно. Об этом же говорили те мешки, с которыми они разгрузились на берег. Как бы то ни было, но задачи своей они не выполнили — в самолете явно кто-то побывал. Если только именно у них и не было такой цели.

— Илия! — донесся крик одного из сторожей. Он приветливо махал мне рукой. Второй, улыбаясь и не торопясь, спускался по скользкому склону.

Я махнул рукой в ответ, продолжая осматривать салон. Запрыгнул внутрь и остолбенел — привод, настроенный Аной, отсутствовал. Кто-то аккуратно раскрутил крепление и снял его. Кто бы это ни был, но для меня в этот момент он стал врагом.

Вооружившись шокером, я выскочил обратно. Два крепких мужика напомнили мне слугу Сама, который уже однажды покушался на меня — такое же мрачное деловитое выражение лиц, с той лишь разницей, что один из них пытался дружелюбно улыбаться, от чего становилось только еще более жутко.

Увидев меня вооруженным, парни явно сообразили, что у меня в руках, но продолжили разыгрывать сцену встречи старых друзей, лишь тот из них, который даже не пытался улыбаться, ловко, как будто, так и должно быть, шагнув в сторону, спрятался за спину первого.

— Илия, ты чего? Мы от Сама! — мужик ни на секунду не остановился, не ускорился и не замедлился, равномерно и неумолимо приближаясь ко мне, лишь развел в стороны пустые руки.

Когда они подошли метров на семь, я потребовал:

— Стойте, где стоите, или умрете! — и направил шокер на улыбчивого.

Тот и не подумал реагировать, лишь слегка сузил глаза и заулыбался еще шире, приближаясь:

— Сам велел помочь тебе, передать, вот, кое-что.

Я уроженец Земли, для меня нормально поговорить с незнакомцем, выяснить, что он от меня хочет. Более того, весь мировой кинематограф с самого детства приучал меня к тому, что, прежде чем убить человека, необходимо высказать все, что у тебя накопилось, объяснить ему, и зрителям заодно, почему это надо сделать, и выслушать какие у того возражения. Но за пару лет проведенных на Мау, мои привычки кардинально изменились, можно сказать, что перевернулись с ног на голову — теперь я предпочитал сначала убить, а уже потом разбираться, какие у незнакомца были возражения. Поэтому, молча, не моргнув глазом, едва расстояние до улыбчивого мужика сократилось до трех метров, я раскрутил маховик шокера. Слегка пляшущий ослепительный разряд уперся в грудь подошедшего опасно близко незнакомца. Из-за его спины, низко пригнувшись, стелясь над грунтом, почти на четвереньках, вылетел второй его товарищ, и устремился мне в ноги. Я не мастер боевых искусств и едва-ли смогу противостоять в реальном бою опытному человеку, но движение кисти все-равно быстрее, любого, как угодно быстрого бойца — шипящая молния равнодушно прыгнула в сторону, перечеркнув движение нападавшего, и тот рухнул в мутную лужу рядом с моими доживающими последние дни мокасинами.