тяну к нему руки, пытаюсь достать, хочу схватить, и у меня получается. Только вот вместо радости и смеха тело пронзает боль, словно я действительно схватила настоящее солнце, познав всю степень его жестокости. И я кричу от боли, потому что руки начинают краснеть, покрываться волдырями, а вскоре чернеют…

Я проснулась, задыхаясь от страха, что такое может быть на самом деле, поморгала пару раз. Мне срочно требовало обнять мое солнышко. Которое не лишит меня жизни, а подарит тепло и любовь.

— Мира, — позвала в темноте и только сейчас поняла, что солнце закатилось, а вокруг темно. Сколько же мы спали и почему не зажгли костер. — Мира!

Куда она могла деться? В туалет в такую темень… И почему меня не разбудила? Не Ярослав же ее повел.

— Мира! — встала и сделала пару шагов, ногой наткнулась на корзинку, которая еще днем была полной. Сейчас пустая. Я обняла себя руками, по телу прошел озноб, а пространство вокруг еле-еле просматривалось из-за довольно светлой ночи. — Мира! Девочка, ты где?! Ярослав!

Ладно… Ребята убежали. Наверняка не забыли взять с собой охрану.

— Дмитрий, Андрей, — позвала я ребят, но в ответ раздалось мое же эхо, пугая до головокружения. Сморгнула слезы. Они где-то здесь. Просто подшутить надо мной решили. — Это уже не смешно!

Прошла еще пару метров и запнулась, упала на что-то большое и мягкое. Стала шарить рукой и наткнулась на руку. Мягкую крупную руку. Выдохнула шумно, задержала дыхание и подняла взгляд. Сначала даже не поняла, пока не увидела, что голова Андрея как-то неестественно повернута, а на шее темнеет пятно.

Мне бы закричать, но я только упала на спину, отползла….

— Мира! — закричала что есть сил, снова поднялась и снова упала, запнувшись о Дмитрия. Тоже мертвого. — Мира, пожалуйста!

Меня крыло, меня трясло, я смотрела на трупы наших охранников и качала головой. Нет, нет… Сейчас, сейчас я проснусь. Это бывает такое. Бывает. Плохой сон в плохом сне. Я начала щипать себя. Яростно, до вскрика.

— Мира! Мира! Мира! — орала я, срывая глотку, и рванула. Они не могли уйти далеко, я догоню их, вцеплюсь в горло каждого, кто посмел тронуть моего ребенка. — Мира! Мира!

Я бежала, я никогда не бегала так быстро. Запиналась, падала и снова бежала. Ветки хлестали лицо, но боль только прибавляла сил.

— Мира!

Сколько я так неслась, неизвестно. Просто не могла остановиться, не могла стоять и лить слезы, потому что они ничего не изменят, потому что они не помогут повернуть время вспять и не совершать главной ошибки. Доверять ублюдку. Вся боль, весь страх трансформировались в одно-единственное имя.

Ярослав.

Это он.

Это он, тварина! Поганец с мозгом взрослого человека.

А как пел! Как играл! Не удивлюсь, если и глотки парнями перерезал. Лучше бы меня убил, потому что теперь ему не жить. Стоит только отыскать его, я вырву сердце! А если с Миры упадет хоть волос, сама кину его в долбаную печь!

— Мира! — крикнула я последний раз и поняла, что все-таки добралась до трассы. И надо ли говорить, что она в получасе ходьбы от злополучной поляны. Тело немело от холода и пробежки, я просто упала, разбивая колени, вцепилась в волосы и закричала так громко, что где-то вдалеке завыли волки. Стать бы одним из них, взять след, защитить Миру от монстра в овечьей шкуре.

Это все Борис… Это он со своим заводом. Рано или поздно ее бы похитили. Рано или поздно его бы начали шантажировать. И пусть хоть попробует не отдать им все, что попросят. Потому что тогда он встанет для меня на одну ступень с Гитлером, который не щадил никого ради великой цели.

— Мира, девочка, держись, — только и проревела я в голос, еле поднялась и пошла вдоль трассы. Мне срочно нужно домой, что-то подсказывало, что уже утром буду знать, сколько нужно денег отдать за дочь.

* * *

Меня подвез наш Ваня. Он привозит продукты из самого Новосибирска. Спросил, конечно, как я оказалась на трассе, но я качнула головой. Было не до разговоров, не до оправданий. Мне нужно было домой, к телефону, и обязательно что-нибудь сломать. В идеале шею мальчишки, но за неимением — что-нибудь в комнате, которую ему отвели. Пригрели на груди змею. Впустили в дом оборотня. Еще никогда я испытывала настолько сильной злобы и ненависти. Будь в моей руке бита, а рядом его голова, я бы даже не задумалась. Просто размахнулась бы и снесла ее с плеч. Руки сами потянулись к лицу, ногти впились в кожу. Мне нужна боль. Любая. Главное, заглушить ту, что сейчас рвала мне грудь. Ощущение, будто там чужая рука пытается достать кусок мяса, а я даже не сопротивляюсь. Просто ору внутри себя. Сейчас важно не показывать своих эмоций. Быть спокойной, потому что истерикой горю не поможешь. Сейчас важно верить, что Мира в порядке, что уж дочери такого человека, как Борис, не сделают ничего плохого. Ужасно, что сейчас похищение с целью выкупа — меньшее из зол. Об остальном даже думать не хочется.

— Нина Леонидовна. Мы приехали, — осторожно потормошил меня водитель, и я кивнула. Вышла из машины и пошла в сторону дома. Медленно. Медленно. Словно по воде, сдобренной тяжелым машинным маслом. Но времени страдать не было, и я рванула. Так быстро, как могла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Маша! — крикнула, а эхо мне вторило, словно издеваясь. Впервые дом стал казаться таким же чудовищем как комбинат. Огромный. Напыщенный. В нем как ни устраивай уют, он все равно не будет ни чем иным, кроме как дворцом. — Маша!

— Нина? — Она нахмурилась когда не увидела рядом детей, когда посмотрела на мои ноги, одежду, порванную ветками, прическу, напоминавшую гнездо вороны, что летали над кладбищами. — Что случилось? Где Мира?

Я не доверяла ей. Сейчас я никому не доверяла. И это ее испуганное: «Где Мира?» — не изменило моего мнения.

— Не знаю. Проснулась, а их нет.

Маша схватилась за сердце и рванула к телефону даже без моих подсказок. А я так и ждала, просто ждала, когда она дозвонится, когда даст мне трубку. И вот, спустя несколько минут Борис оторвался от своих дел ради того, чтобы поговорить со мной о пропаже своего ребенка. К Ярославу это отношения не имеет. Теперь он не ребенок, а враг. Уже плевать, кто и зачем похитил Миру, он тот, кого приняли в семью, пытались полюбить, готовы были дать имя. А он все это куском дерьма кинул мне в лицо. Пусть