Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выжидающе. Готовый ударить наотмашь и сразить наповал. Ждущий только зацепки. Малейшего повода для возмездия. Убийства.
Дориан беспощадно культивировал, выстраивал ледяную стену, за которой все-таки скрывалось сердце. Делал, что вынужден. Манипулировал, запугивал, калечил и убивал людей, только когда подобной жестокости требовала ситуация. Устраняя всех, кто осмеливался ему противостоять, пока не получал контроль над тем, что ему нужно, а объедки кидал подонкам. Всю жизнь у него была миссия, мотив, месть и поиск спасения, и все закончилось лучше, чем он когда-либо мог себе представить.
Другое дело Арджент. Дориан до сих пор не знал, что им двигало. С виду он напоминал викинга и, похоже, побуждения у него были схожие. Мало кому понятные.
Когда за Морли закрылась дверь, Дориан, сузив глаза, задал вопрос, преследующий его уже несколько месяцев.
— Это ты? — спросил он. — Ты убийца, которого ищет Морли?
Взгляд бледно-голубых глаз Арджента метнулся со стоящего на столе латунного пресс-папье в форме глобуса на кочергу и зацепился за очень дорогую кованую стойку для подобных предметов у камина.
Несомненно, он искал в комнате что-то пригодное в качестве оружия. Насильственная смерть была в Ньюгейте обычной, а поиск средств самозащиты привычкой отнюдь не только убийц.
— Я не убиваю детей, — заявил Арджент. — И тебе об этом известно.
— Я так думал… но люди меняются.
Одному богу известно, насколько изменился сам Дориан с тех пор, как женился.
— Неужели?
Вопрос застал Дориана врасплох. Прежде чем Арджент отвернулся к окну, Дориан подумал, что заметил на его лице нечто прежде никогда невиданное.
Эмоции. А именно уязвимость.
«Что за дьявол?»
Если Дориан что-нибудь знал о слабости, то, заметив ее, не мог не воспользоваться. Только так можно выведать то, что он хотел.
— Как бы мне ни неприятно признавать, Морли прав. Подобного рода жестокости в отношении женщин и детей не было со времен…
— Доршоу, — произнес Арджент.
— Точно. Подобное безудержное насилие рождает на улицах хаос и страх, что вредит делу.
Дориан изучал широкую спину своего собеседника. Того, кого он мог бы назвать другом, если бы у таких людей были друзья. Что они не сделали… Он знал о шрамах под одеждой Арджента, и у Дориана, — у которого своих хватало, у которого остался только один здоровый глаз, потому что другой перестал видеть в девятнадцать лет после ранения ножом, — раны Арджента все еще вызывали содрогание. Для человека выдержать то, что выдержал этот убийца, было немыслимо, и Дориан часто раздумывал, не обратится ли однажды этот холодный, бесчувственный мужчина, бывший его самым грозным союзником, в его самую большую обузу.
— Если этот серийный убийца ты…
— Я тебе сказал, что нет.
— Ты единственный, с кем я не могу отличить правду от лжи.
Арджент молчал. Как прозрачный пруд в безветренный день.
Дориан пытался возмутить его глубины, но безуспешно. Однако что-то подсказало ему, что удастся. Что пруд не так безмятежен, как обычно.
— Арджент, если я узнаю, что это не так, мне придется тебя убить… как собаку, бросившуюся на хозяина.
Рыжие волосы блеснули в лучах заката, Арджент обернулся, но не поглядел на Дориана.
— Попробуй, Блэквелл, — с вызовом произнес он.
Напряженный мрачный миг, преисполненный мужского соперничества. Всегдашний неразрешенный вопрос между ними. Периодически возникавший со времен их полового созревания. Кто из них переживет столкновение двух характеров? Во вспыхнувшем насилии верх возьмет огонь Блэквелла или лед Арджента?
Хотя вокруг были бархатные ковры и дорогая мебель, а на них — сшитые на заказ костюмы из самой дорогой шерсти, хлопка и шелка, оба они знали, что лежит под всем этим.
Оба они животные. Хищники. Способные вцепиться в плоть и разорвать горло с непревзойденной точностью, порожденной опытом и отсутствием совести, которые необходимы для выживания в дикой природе. Благодаря этому они стояли на вершине пищевой цепочки. Сами не становились добычей. Но ополчись они друг на друга и вцепись в глотки, ущерб будет астрономический. А результат — неопределенный. Поскольку перевес сил ничтожен.
Момент, вечно висевший в воздухе между ними, создавая вибрацию. Дориан вновь почувствовал в Ардженте эту слабость, неготовность вступить в битву. Раздумье, рассеивавшее внимание. Если он когда и был уязвим для нападения, то именно сейчас.
Оставался вопрос, оправдано ли это? Или Арджент говорил правду?
— Дориан, любовь моя, — нарушил напряженное молчание мягкий голос Фары, раздавшийся из-за двери кабинета. — Я пойду прогуляться с Фэй в парке. Возможно, встречусь там с леди Харрингтон. Ты хочешь пойти с нами?
Именно этого и хотел Дориан. Видеть, как лучи закатного солнца, садящегося за причудливый горизонт Лондона, освещают прекрасные светлые волосы жены. Бросив на Арджента возмущенный взгляд, он крикнул через дверь.
— У меня тут дело, и я пока вынужден остаться здесь. Дорогая, пожалуйста, возьми с собой Мердока, и я присоединюсь к вам, как только смогу.
Честно говоря, Дориан не слишком хотел, чтобы жена знала, что здесь Арджент, пока он не разберется с целью этого странного визита.
Она сделала паузу.
— Очень хорошо. Хочешь, я прикажу Джемме подать чай?
— Не утруждай себя, дорогая. Я задержусь ненадолго.
— Но, Дориан, ты не предложил чай гостю? — спросила ласково Фара, и в ее голосе послышалась улыбка. — Если я правильно помню, мистер Арджент любит улунг.
Дориан хмыкнул и потер лоб. Иногда чертовски трудно любить умную, наблюдательную женщину.
Арджент покачал головой.
— Нет, спасибо. Чая не нужно. Наслаждайтесь прогулкой! — Дориан отвернулся от двери, затем остановился и крикнул. — И оденьтесь потеплее. Я скоро подойду.
— Добрый вечер, мистер Арджент, — проговорила Фара, и было слышно, как ее шаги отдалялись по коридору, поскольку она знала, что ответа ей не дождаться.
Дориан подошел к стоявшему у окна Ардженту, и они оба смотрели на улицу, на которой жил Блэквелл. Ряды белых роскошных домов Мейфэра выстроились вдоль чистой мостовой. Домов знати, столпов общества. Из окна кабинета Блэквелла через Парк-Лейн открывался вид на прекрасно ухоженный Гайд-парк.
Сегодня все больше и больше торговцев и нуворишей, таких как Блэквелл, приобрели собственность в лондонском Вест-Энде. Хотя титул, несомненно, помогал давним обитателям района чувствовать себя комфортнее.
Мужчины довольно долго молча наблюдали за Фарой и ее среднего возраста спутником Мердоком, еще одним бывшим гостем ее величества в Ньюгейте, которые прогуливались по окрестностям среди хорошо одетых людей в мехах и пелеринах. Дориан особенно гордился тем, что его жена была не только самой красивой, но и одевалась элегантнее всех. Их крошечная дочь была закутана в самые мягкие меха, в пандан экстравагантной золотой ротонде матери. Он почувствовал странное беспокойство. Вся его жизнь заключалась в этом прекрасном вечере, и он хотел быть с ними. Прямо сейчас.