— Мне очень жаль, — оправдывалась она, — но я действительно не могу задерживаться. Кроме того, ведь мы увидимся вечером.

— Не опаздывайте, — попросил граф, — а то я с ума сойду, думая, что вы опять исчезли, а я не имею ни малейшего представления о том, где вас искать.

— Обещаю, что не буду лишать вас часов, хотя я и испытываю искушение оставить их себе.

— Вы не посмеете! — довольно резко сказал граф, и они оба рассмеялись.

Всю обратную дорогу до Лондона Дарсия не переставала спрашивать себя, правильно ли она поступает.

Ее не покидало беспокойное чувство, что она играет с судьбой, и за судьбой в этой игре останется последнее слово, но каким оно будет, предсказать

невозможно.

И все же Дарсия думала, что сумеет, хотя бы только ради него самого, спасти графа от той западни, которую, как она теперь понимала, приготовили ему леди Каролина и герцог.

Бесспорно, любой отец красивой дочери хотел бы, чтобы она вышла замуж за знатного и богатого человека, а кто лучше графа Керкхэмптона подходил для этой роли?

Но Дарсия уже поняла, что, как и она сама, граф никогда не согласится на брак, в основе которого нет любви.

Он с любовью строил свой дом и мог ввести в него только женщину, которую любит.

«Он, возможно, так и не полюбит меня, — говорила себе Дарсия. — В сущности, после сегодняшнего вечера он может меня даже возненавидеть. Но все же он избежит союза с женщиной, которая любит другого».

Она ни минуты не сомневалась, что леди Каролина и не подумает отказываться от лорда Арклея, когда выйдет замуж. Наоборот, им будет легче видеться друг с другом и бывать вместе, поскольку герцогу уже не нужно будет препятствовать их свиданиям.

На вечере в Мальборо-хаус наблюдательность подсказала ей, что между многими из приглашенных существуют особые отношения. Она видела женщин, влюбленных в друзей своего мужа, и мужчин, флиртующих с чужими женами.

Она видела, как обмениваются проникновенными взглядами танцующие пары, чувствовала их тягу друг к другу, когда они усаживались рядом на диване. Внешне они вели себя вполне прилично, но за этим скрывались бурные, но неприглядные чувства.

«Могла бы я так жить?» — спрашивала себя Дарсия.

Она знала, что хотела бы связать себя брачными узами только с любимым человеком и потом уже не интересоваться никакими другими мужчинами на свете.

Полюбив графа, она не могла вынести даже мысли о том, как день ото дня он будет освобождаться от иллюзий, постепенно убеждаясь в неверности своей жены.

Она знала, какую боль это ему причинит, как осквернит то совершенство, к которому он стремился всегда, касалось ли это его дома, его мыслей или его чувств.

«Я должна его спасти, — убеждала себя Дарсия, — и это важнее всего на свете».

Отправляясь на Беркли-сквер в карете, по внешнему виду которой было невозможно сказать, кто ее владелец, Дарсия отдавала себе отчет в том, что поступает вопреки установленным правилам.

Неслыханно: девушка, впервые появившаяся в свете, отправилась одна в дом холостого мужчины. Если кто-нибудь узнает об этом, ее репутации придет конец.

Она вспоминала, какое значение придавал ее отец тому, чтобы никто в Париже не узнал, что она бывает в его доме, и понимала, как бы он рассердился, узнав о ее поступке.

Но она уже не могла отступить и вновь начать соблюдать условности, ведь ее отношения с графом складывались совсем по-особому. Она и вообразить не могла, что с кем-то другим у нее могли возникнуть подобные отношения.

Джентльмены, которые приглашали ее на танец, каждое утро присылали цветы и признавались в безумной любви, неукоснительно соблюдали правила приличия.

Они знали, что маркиза не спускает с нее глаз, и, поскольку искренне стремились заполучить Дарсию в жены, не позволяли себе совершить ошибку, попытавшись, например, выманить ее в сад или на лишнюю минуту задержаться с ней в оранжерее или беседке. Она была молода и неопытна во всем, что касалось мужчин, и даже не подозревала, что своим поведением заслужила одобрение сановных вдов и не отказывающих себе в удовольствии посудачить постаревших светских львиц.

Сейчас ее мучила совесть, и она знала, что не только должна была отказаться от приглашения графа — ей вообще не следовало затевать это сомнительное дело. Но она сосредоточила все свое внимание на единственной цели — спасти графа от леди Каролины.

Дарсии хотелось бы обмануть себя, притвориться, что сама она графа вовсе не любит. Но она понимала, что именно любовь, возникшая еще тогда, когда она была совсем ребенком, заставляла ее встать на защиту его интересов, а не своих…

Она чувствовала, что не вынесет, если граф будет, как многие другие, несчастлив в браке и, не найдя себе покоя, станет проводить время в поисках развлечений, вызывая либо презрение, либо жалость окружающих.

«Все, связанное с ним, должно быть прекрасно! — говорила себе Дарсия. — Разве могла бы я спокойно смотреть, как рушатся его надежды на то, что для большинства людей является главным в их жизни, — на семейное счастье».

Она не могла понять, как леди Каролина не оценила того, что делал для нее граф, строя сказочный замок, предназначенный для двух людей, которые любят друг друга.

Видимо, любовь неподвластна рассудку, и ее нельзя подчинить воле, поэтому, если леди Каролина действительно любит лорда Арклея, она не сможет полюбить другого.

Поскольку мистер Кертис сообщил Дарсии, что лорд Арклей женат, она могла понять попытки герцога использовать свою родительскую власть, чтобы разлучить любовников, и его настойчивое желание выдать дочь замуж за графа Керкхэмптона как можно скорее.

С подобными историями Дарсии приходилось сталкиваться еще в те времена, когда она жила вместе с отцом. Лорд Роули в то время частенько выступал в роли соблазнителя какой-нибудь красивой женщины и воспринимал это как забавное приключение, ничуть не заботясь о чувствах тех, кого подобная история больно ранила — родителей или мужа.

Как это ужасно! Дарсия подумала, что больше всего на свете хотела бы быть спокойной за свой дом и детей и уверенной в чувствах мужа. Она печально вздохнула, зная, что единственным человеком, который мог сделать ее счастливой, был только граф.

Карета остановилась перед домом Керкхэмптона, и лакей открыл дверцу. Дарсия поспешно поднялась по ступенькам и вошла в холл, опасаясь, что кто-нибудь из посторонних успеет ее разглядеть.

Чтобы ее не узнали, она предусмотрительно накинула темный плащ и спрятала свои слишком заметные волосы с рыжеватым отблеском под косынку из тонкого шифона темно-голубого цвета, такого же оттенка, как и голубой цвет на картине ван Лу, которая висела теперь в Голубой гостиной нового дома графа.

Похоже, что граф с нетерпением ждал ее, поскольку вышел ей навстречу в тот самый миг, когда она вошла в парадную дверь. Увидев ее наряд и особенно голубую косынку, он радостно улыбнулся.