— Похоже, у нас маленькая проблема. Скажи, как ты собирался со мной расплачиваться?

Блондинчик заерзал.

— Видишь ли, когда я убегал от тех парней, мне пришлось бросить все деньги.

Теперь я уже больше веселилась, чем злилась, но не хотела, чтобы маленький шельмец это понял.

— Слушай, детка, когда я начну с тобой разбираться, ты пожалеешь, что не остался с теми баранами.

— Ну, давай мы как-нибудь… Я ведь могу все уладить? Что, если я позвоню? Скажу, чтобы принесли деньги?

— Полагаешь, я с тобой весь день сидеть буду?

— Нет, я… э-э… Я в курсе, у тебя каждая минута на вес золота… — Он отчаянно скреб в затылке и таращился в окно; на лице явственно отражалось желание очутиться где-нибудь на улице, а не торчать тут со мной взаперти. — Понимаешь, — продолжал он, — я поставляю качественные товары для таксистов, таких же, как ты. Вообще-то я как раз тихо-мирно сбывал свой товар, когда два этих крупных джентльмена на что-то обиделись и решили меня убить…

— А что именно ты сбывал?

— Чехлы для сидений. У меня дома еще есть. Может, согласишься взять вместо… Да нет, вижу, что не согласишься.

Он говорил — а я улавливала интонации, несвойственные обычному торговцу. А если приглядеться к форме подбородка, к изгибу рта… На девяносто девять процентов уверена, что наш «крутой кокни» — мальчик из богатой семьи и с хорошим образованием.

— А как насчет платы натурой? — Блондинчик нервно хихикнул.

— Идет.

— Что?! — Он чуть не обделался со страху.

Квартира, как я позже выяснила, принадлежала его матери. Она переехала с новым мужем в Саффолк и разрешила сыну безвозмездно пожить там, пока квартира не будет продана. Фотография матери Стефа с супругом стояла на каминной полке. Она немного напоминала мою маму. А несколькими днями позже в «Крокодиле» Стив Эмбли поведал мне историю о Фреде Зеффи. Фред крутит баранку, но в основном торгует на рынке — это выгоднее. И однажды на Саут-Банк какой-то безмозглый маленький поганец попытался впарить ему чехлы. Беда в том, что Фред узнал те самые чехлы, которые у него сперли недавно. И чехлами дело не ограничилось. Фред обнаружил пропажу еще кое-какого добра. Он тотчас рванул на стоянку — взять на подмогу кого-нибудь из приятелей. Но, когда вернулся, коротышки и след простыл. Осталось только несколько сваленных в кучу чехлов.

Стеф потянулся с кровати за бутылкой «Джека Дэниэлса» и нашел ее без труда, хотя мы и лежали в кромешной темноте. Сделал глоток и передал бутылку мне. Огненная вода согрела меня — и развязала язык.

— Что это был за разговор по мобильнику, а, Стеф? Что у вас творится?

— Тебе это не интересно.

Был бы свет включен — заглянула бы ему в глаза.

— Нет, интересно.

— Могут у меня быть свои секреты? У тебя их вон сколько.

— Ничего подобного! Это просто моя природная загадочность.

— Да-да, Кэт, конечно, — хмыкнул Стеф.

— Ну ладно, расскажи. Это как-то связано с тем вином?

— Э-э… Ну… В общем, да.

Теперь мне уже не нужно было смотреть ему в глаза.

— Врешь. — Я отдала Стефу бутылку, и он отпил еще глоток. — Выкладывай.

Раздался вздох.

— Так и быть. Только уговор: секрет за секрет.

— Ладно. Ты первый.

Стеф прочистил горло, выдержал паузу.

— Это совсем другое дело, — разродился он наконец. — Прибыльное. Минимум усилий, максимум выгоды.

— Что ты должен делать?

Молчание. В комнате стояла такая темень, что я ничего не могла разглядеть, хотя глаза уже должны были привыкнуть. Я почти чувствовала, как расширяются зрачки. Темнота обретала вес и цвет — пурпурный.

— Приходит человек, приносит деньги. Мы держим их у себя одну неделю. Потом он возвращается и забирает их. Мы получаем свою долю.

— Что за человек? Сколько денег?

— По-разному. Завтра, наверное, миллион. В следующий раз может быть больше.

— И сколько вы получите?

— Десять тысяч на троих.

Все кружится. Нужно, чтобы зрение зацепилось за что-то, но все заслоняет тьма. Снова глотаю виски — и захожусь в кашле.

— Стеф, это еще что за хренотень?

— Тш-ш. Не гони волну. Я не знаю, понятно?

Я пыталась зажечь свет, но не могла нашарить выключатель. И притворяться спокойной тоже не могла.

— Стеф, не впутывайся в это! Тут какая-то крутая лажа! С чего тебе будут отваливать десять тысяч только за то, что ты подержишь у себя чужие деньги? А у себя они их почему хранить не могут? Да кто они такие вообще?

— Без понятия. Их Эдди знает.

— Стеф, ты лопух!

За дверью заскрипели половицы. Стеф накрыл мою руку ладонью, и я тотчас вцепилась в нее.

— Кто там? — крикнул Стеф.

— Эй, давай ты уймешься и будешь свои семейные проблемы утром решать? — послышался знакомый голос. — А то некоторым тут поспать приспичило.

— Да, Эдди, извини.

Половицы заскрипели снова: Эдди уходил. Я выждала минуту, не меньше.

— Как по-твоему, он слышал?

Раздался щелчок, и комнату залил свет. Стеф включил лампу со своей стороны кровати. Взбудораженный, он обернулся ко мне и зашептал:

— Кэт, что ты со мной делаешь? Не думаю, что он слышал. Если б слышал — довел бы до нашего сведения.

— Стеф, извини, правда, извини. Чего я меньше всего хотела — так это чтобы вы с Эдди из-за меня поссорились, но…

— Все. — Он предостерегающе поднял руку. Наэлектризованные волоски казались пушистым золотым ореолом. Лицо Стефа смягчилось, он погладил мою грудь. — Кэт, ты должна понять: это и есть моя работа. И я прекрасно знаю, что делаю. Если ты не бросишь свои штучки, я просто перестану тебе рассказывать. Ты спросила — я ответил. Лады?

Я помедлила. Хотелось бы еще кое-что узнать, но я сама же все испортила.

— Лады…

— Правильно. — На его лице снова сияла улыбка. — А теперь выкладывай свой секрет.

— Ох, Стеф…

Он поцеловал меня, и я снова вдохнула этот восхитительный аромат чернил.

— Кэт, почему ты последнее время такая грустная? Что-то случилось, да? Я это понял по твоему лицу еще в прошлый раз, и сегодня опять та же история.

— Не знаю, о чем ты.

— Знаешь. — Его глаза совсем рядом. Светлая-светлая голубизна.

— Дай-ка еще виски.

Стеф протянул мне бутылку, потом забрал.

— Это из-за моей матери.