Майя, которая с наступлением весны немного пришла в себя, и в последние недели работала со мной и Ангелиной, как она говорила «для души», занимаясь с нами балетом, сказала, что десятиклассницы должны радоваться тому, что этот бал совсем не отменили.

— А почему? — я была рада немного передохнуть в разговоре.

— Батман, Александра! — раскусила мою хитрость Майя, но ответила, — В противном случае, поехали бы все наши девушки по домам.

— А разве это не хорошо? — спросила Ангелина.

У неё, как и у меня, не было мамы. Подруга очень скучала по отцу, который служил где-то далеко, в диких местах. Он редко приезжал к ней, однако, их встречи всегда были очень тёплыми. Подруга возвращалась зарёванная и с кучей подарков, которые кастелянша забирала и запирала в её шкафчике, в подвале. В моём шкафу, например, была лишь детская одежда, в которой я приехала в институт. Ангелина мечтала сдать выпускные экзамены и оказаться дома. Её отец уже пообещал выплатить за неё долг за обучение и, кажется, даже, нашёл ей жениха в родном городе. Когда Ангелина рассказала мне об этом, я дождалась родительского дня и спросила у своего папы, сделает ли он так же для меня. Отец отвёл глаза и только неопределённо протянул: «посмотрим».

— Возможно, это хорошо, да. Тем, у кого есть родственники. А у кого их нет? — Майя говорила нам просто и равнодушно страшные вещи. — Выверни стопу! Резче движение!

— Девочки останутся на второй год? — наивно спросила я.

— Нет. В течение недели после окончания экзаменов, выпускницы должны покинуть стены института, имея на руках лишь долговую расписку на оплату за обучение. Желающим разрешают забрать своё форменное платье, — ответила Майя Рудольфовна.

А я вдруг подумала, что таких, как Ангелина очень мало. Даже те воспитанницы, у которых был дом и какие-то родственники, за долгие годы настолько привыкли к жизни в институте, что боятся и не хотят возвращения домой. Думаю, это потому, что их там не ждут, как и меня.

Как бы то ни было, а приглашение на бал выпускницы получили, и лелеяли надежды на этом торжестве найти себе покровителя, работу или, главный приз — мужа.

Ожидая экипажи, девушки воодушевлённо щебетали, поправляли друг другу причёски, оборочки и ленточки.

Я подобралась к одной из десятиклассниц, Анастасии.

— Пожалуйста, можешь передать моё письмо?

— Кому? — настороженно спросила она.

— Я хочу, чтобы ты тайком как-то передала его Правящему Дракону.

О том, что надо мной измывается приходящий учитель по распоряжению этого Правящего Дракона, знали все. Но никто не понимал отчего ко мне такое особое отношение: опала это или проявление расположения? Благородные девицы даже за целый год не утомились сплетничать об этом и строить догадки. Одним из предположений было то, что мною заинтересовался какой-то вдовый дракон и собирается жениться на мне. Некоторые шептались, что, возможно, это даже тот старик, что приходит меня обучать. Говорят, что, пока он ждёт моего взросления, решил получше научить своему языку. От таких предположений мне хотелось перелезть через забор и бежать, бежать, бежать…

Не знаю, из каких соображений, но, на моё счастье, Анастасия взяла письмо.

Я провожала выпускниц с особенным чувством — надеждой на избавление.

Я сочиняла это письмо целый месяц, переписывая его снова и снова.

«Ваше Драконье Величество!

Простите, ради всех Богов, воспитанницу института для благородных девиц, до вчерашнего дня семиклассницу, Александру, что посмела потревожить Вас и побеспокоить своим обращением в поисках спасения.

Сегодня и каждый день, приходит час урока по обучению меня драконьему языку, который приводит меня в ужас. Учитель больно наказывает меня каждый день, избивая розгами по ногам ниже коленей, так, что даже мысли об этих занятиях заставляют меня плакать, а следы от ударов не успевают сходить от урока к уроку.

Иные девочки посчитали бы возможным найти в смерти избавление от таких ежедневных мук в течение почти целого года.

Уже распространяются между институтками различные домыслы о причинах такого измывательства надо мною. Страх, что могут представить о Вашем Величестве извращенные мысли и слухи заставил меня писать это письмо с надеждой убедить Вас к помилованию несчастной Александры.

Умоляю, избавьте меня от этого старика, который мучает меня каждый день после обеденного часа!

Воспитанница Александра».

Ожидая возвращения десятиклассниц, я вспоминала текст письма, и в волнении, оно уже казалось мне страшно глупым и неправильно составленным. Я почти хотела, чтобы Анастасия потеряла его или не смогла передать.

Однако, напрасно я рисковала получить суровое наказание от классной дамы и караулила под лестницей возвращение выпускниц поздно ночью. Анастасия попала в число тех счастливиц, которые не вернулись в институт. Она нашла своё место прямо во время бала. Таких, пристроившихся сегодня, выпускниц было больше половины.

Я перебежками прокрадывалась от колонны к колонне, от выступа к выступу, от угла к углу, за теми, кто в этот вечер никому не приглянулся, пытаясь хоть что-то узнать про Анастасию.

Судя по подслушанным разговорам, пятерых из наших взяли в содержанки драконы. Говоря о них, имя Анастасии девушки не называли. Много и с завистью говорили о том, как этим выпускницам повезло сегодня. Одну девушку пригласили стать компаньонкой для пожилой драконицы, а остальных не вернувшихся разобрали фрейлинами принцесса Лола и её знатные незамужние подруги, которые уже достигли совершеннолетия. По правилам, принятым у драконов, созревшая девица никогда не должна оставаться одна, даже ночью одна из фрейлин спит в её комнате. И вообще, чем знатнее юная драконица, тем более многолюдная свита из молоденьких девушек, которые по сути являются её личными служанками, следует за ней.

Я так и не решилась спросить у этих несчастных разочарованных и расстроенных девушек, которых не взяли даже в служанки, куда попала Анастасия. Выпускницы выглядели так, будто провалили главный экзамен своей жизни. Многие начали, не скрываясь, плакать.

Я вернулась в свою спальню и неслышно проскользнула мимо длинного ряда кроватей в свою, в среднем ряду, у самой стены.

После подъёма мне отчаянно хотелось спать, даже умывание не помогло, и голова была тяжёлой, наверное, потому, что я уснула только перед рассветом.

Видимо, поэтому заданные новые слова драконьего языка совершенно не запоминались. В груди уверенно нарастала паника. Я невольно вспоминала тот страшный день, когда у меня случилась простуда и поднялась температура. Тогда я тоже плохо соображала, и к ужасному самочувствию добавилось особо жестокое наказание от дракона из-за многочисленных ошибок. После урока, слезая со стула, я потеряла сознание и разбила голову. Меня отнесли в лазарет. Адам Бенедиктович лечил меня, и, потом, отправляя в общую спальню, дал с собой баночку заживляющей и обезболивающей мази для моих исхлестанных драконом ног.