– И зачем же вы оба пришли к гражданке Лопатиной в… довольно поздний час? – поинтересовался Комиссаров, прищурившись.

– Какая разница? – заворчал Болотов. – По делу.

– Дверь была открыта?

– Нет… Да…

– Так да или нет?

Болотов понял, что вязнет. Если так и дальше пойдет, то его вполне законно признают виновным и… посадят. Но он бизнесмен, в трудные минуты Валерий Витальевич умеет принимать решения и поворачивать диалог в правильное русло. Итак, настала его очередь жестким словом осадить существо:

– Я не понял, вы пришли допрашивать нас? На каком основании? И почему не предупредили? Мы пригласили бы адвоката.

– Насколько я в курсе, – снова улыбнулся Комиссаров, – ваша дочь юрист, она пусть и выполнит роль адвоката. Видите? Я иду вам навстречу.

Против такого великодушия не попрешь, прямо весь из себя радетель-благодетель, вот только цель у него пакостная – видно невооруженным глазом. Болотов стушевался, надулся, чтобы нечаянно не послать следака на три сексуальных буквы, а Марьяна растерялась, хотя наглости ей не занимать.

– Но раз вы настаиваете на основаниях, – продолжил следователь решительно, – я готов их предъявить. Вы, гражданин Болотов, лжете уже в самом начале нашего интересного общения. Дверь была заперта, вы открыли ее ключом. Не отпирайтесь, вас видела соседка Инны по площадке в дверной глазок. Вы состояли в отношениях с Лопатиной и потому пришли к ней, как к себе домой. А ваш друг… прибыл значительно позже.

Болотов чувствовал, как краснеет от корней волос до кончиков пальцев на ногах. Его просто залила горячая волна, и особенно она ударила по глазам – густым красным цветом. Не знал, не знал Болотов, что стыд красного цвета, к тому же раскаленный, как угли в мангале. Все, что он смог в этой постыдной ситуации, когда его сдал этот… это убожество! – смотреть на ковер посередине, на котором стоял столик с круглой стеклянной столешницей.

Тем временем Богдан Петрович наблюдал за обеими сторонами. Во-первых, его поразили люди, которых он знал почти всю сознательную жизнь. Члены Валеркиного семейства никак не отреагировали, что их муж-отец имел даму сердца на стороне, которую (какой пассаж!) банально зарезали. Даже Нюша! Он недоумевал, однако поразмышлять по поводу данного факта еще успеет. А вот следователь весьма занятная фигура – комичная и зловещая одновременно, словно соскочил с экрана во время демонстрации третьесортной кинокомедии, которая неожиданно заканчивается в жанре ужасов. Комиссаров тоже надзирал за семейством, но просчитать, что он выкинет в следующий миг и какова будет его реакция, не представлялось возможным. Это во-вторых. А в-третьих, еще в квартире Инны Болотов просил не афишировать его отношения с девушкой хотя бы некоторое время, но вурдалак Комиссаров поступил наоборот. Вот зачем он это сделал? Провоцировал на что-то?

Насладившись паузой – без сомнения, Комиссаров извлек из нее некую информацию, – он продолжил пытку хозяев, заглядывая в блокнот, когда нужно было произнести имя:

– Надежда Алексеевна, вы знали об изменах вашего мужа?

– Нет, – уверенно и мрачно сказала она.

– А что же такая реакция? – Комиссаров поднял плечи, хмыкнул, создавая впечатление абсолютного непонимания. – Вернее, полное отсутствие реакции. Вы даже не удивились.

– По-вашему, я должна упасть на паркет и кататься по нему в истерике? Может, мне поколотить мужа? Сейчас приступать или можно после вашего ухода?

Мысленно Богдан Петрович ей аплодировал, Нюша обнаружила такую мощную выдержку, перед которой меркнут все страсти человеческие. А следователь прицепился к Марьяне:

– Вы тоже, девушка, не в курсе, кто такая Инна Лопатина и кем она являлась вашему отцу?

– Почему же, помню, – не отрицала Марьяна, взяв высокомерный тон, чего делать не следовало. – Мы учились в универе, только на разных факультетах. Но не виделись давно… много лет…

– Простите, – перебил Комиссаров, – кажется, кого-то не хватает…

Он стал сверять свой список в блокноте с лицами перед собой, Богдан Петрович подсказал:

– Нет младшего сына, Артема. Видимо, в пробке застрял.

– А вы почему здесь?

– Потому что по факту я член семьи. Мы с Валерием Витальевичем дружим с детского сада, поэтому я могу быть вам очень полезен. К тому же я знаю анатомию.

Комиссаров оценил юмор, он рассмеялся, и довольно-таки заразительно, но не воспользовался добровольной полезностью друга Болотова, а вычитал в блокноте:

– Вера Ефимовна…

– Она в тяжелом состоянии после инсульта, – поставила его в известность Надежда Алексеевна.

Следователь закрыл блокнот и вернулся к Марьяне:

– Ну и?

– Что? – не поняла та.

– Про папины отношения с Лопатиной, – напомнил следователь.

– Вот вы про них и расскажите, раз вам известно.

Выкрутилась. И отвернулась от него, скрестив на груди руки, однозначно давая понять: отстань. Когда он перевел взгляд на Константина, тот решил обойтись без наводящих вопросов, тем более что ничего нового от Комиссарова не услышал бы:

– Да. Знал. Дело было давнее, меня познакомила с Лопатиной Марьяна, мы пару раз сходили в бар, один раз переспали. Все.

На словах сына «переспали» Валерий Витальевич повернулся к нему, слегка отклонившись в сторону, как от чумного. И глаза стали у папы круглые-круглые. Реакция любимой жены на откровенное недоумение мужа не заставило себя ждать – она расхохоталась в голос, запрокинув назад голову, потом упала грудью на свои колени и со стоном выдохнула, качая головой. В этой позе и осталась, видимо, больше не желала никого видеть.

На протяжении опроса Комиссаров бесстрастно слушал каждого, кто отвечал ему. Но Богдан Петрович недаром изучал психологию (да и психиатрию, ему ведь приходится иметь дело с разными детьми, как и с их родителями), а посему ловил малейшие изменения мышц на лице следователя. И руки. Руки кое-что могут рассказать, это же зеркало слабостей человеческих.

– А теперь припомните, господа, – говорил Комиссаров, потирая кончики пальцев, – что вы… каждый в отдельности… делали на момент убийства Лопатиной примерно с девяти до одиннадцати вечера. Вы тоже, – сказал он Богдаше. – Раз вы член семьи.

– То есть мы должны предоставить вам свое алиби? – уточнил Богдан Петрович по-деловому, ничуть не ужаснувшись подозрениям следователя.

– Обязаны.

– Вы что же, кого-то из нас подозреваете? – завелся Болотов. Безумно тяжело дался ему этот вечер, нервы не выдерживали, он начал срываться.

– А почему я должен исключить вас из подозреваемых? – разыграл удивление Комиссаров.

И снова заулыбался! Как будто он уже определился с убийцей и теперь будет только выжидать удобного часа, чтобы надеть наручники.