Ухаживая за Уиспером, я обнаружила, что мой конь обладает непонятными на первый взгляд пищевыми предпочтениями. В тех конюшнях, в которых я бывала ребенком, лошадям давали немного зерна и клок сена по утрам, а по вечерам повторяли тот же рацион. Этого вроде было достаточно. Однако Уиспер показал мне, что обладает более изысканным вкусом: сначала он отправлялся в один угол пастбища, чтобы перехватить какую-то особую травку, а потом – в другие места перекусить чем-нибудь еще. Он не привередничал и никогда не отказывался от хорошей еды. Однако, оказываясь на собственном попечении, демонстрировал разнообразие вкусов. Перекусы в течение всего дня типичны для самостоятельно живущих лошадей. Это отличается от способа питания коров.

Мессель демонстрирует нам, что различие в стиле кормления лошадей и коров уходит корнями в древние времена. Подобные коровам парнокопытные животные являются жвачными, заново и заново переваривающими пищу в последовательности желудков. Вот почему о коровах говорят, что они «жуют жвачку» и примерно половину времени проводят на пастбище за этим занятием, а не за поеданием свежей травы. Коровы медленно перерабатывают пищу.

Другое дело лошади. Они не так долго переваривают пищу, зато много времени тратят на собственно выпас. Их постоянно занятые жевательные зубы и скоростная пищеварительная система быстро извлекают ту энергию, которая заключена в пище. Желудок человека и четыре желудка коровы играют главную роль, когда дело доходит до переваривания еды. Однако у лошади желудок просто представляет собой одну из остановок на пути пищи – причем не обязательно самую важную – по пищеварительному тракту. Скормленная коню морковка переваривается во рту, в желудке, в кишечнике и в слепой кишке.

Слепая кишка сыграла важную роль в эволюции лошади и как раз определила то, что ее пищевые привычки настолько разнообразны. Слепая кишка представляет собой крупный, очень крупный объект и содержит бактерии, разлагающие даже такой фураж, как утесник, на компоненты, которые может использовать организм коня. Именно это позволило лошадям выживать на высоковолокнистой и низкобелковой диете. Это объясняет, почему лошадям в течение 56 млн лет успешнее, чем другим животным, удавалось питаться возникающими новыми видами растений.

Слепая кишка есть у многих млекопитающих, в том числе и у нас. Она представляет собой мешочек, расположенный между тонким и толстым кишечником. Однако длина слепой кишки у коня достигает 1 метра. Без этого органа, представляющего собой этакий бродильный чан, лошади не смогли бы обитать в столь отличающихся друг от друга экосистемах и питаться настолько разными растениями. Пищеварительный тракт лошади представляет собой некое подобие конвейера, на который пища поступает с одной стороны, на сравнительно высокой скорости проходит ленту и выходит с другой стороны.

В слепой кишке располагаются колонии бактерий, простейших и грибов, совместными усилиями разлагающих целлюлозу. Подобные помогающие пищеварению сообщества различны у тех или иных лошадей, более того, они не сохраняют постоянство состава в течение всей жизни животного. Напротив, состав подобной микрофлоры меняется в соответствии с диетой конкретной лошади. Однако изменения должны происходить постепенно, за несколько дней. Кони, слишком быстро меняющие режим питания, могут опасно заболеть и даже умереть. Вот почему нельзя чересчур надолго выпускать лошадь на весеннюю травку. По причине внезапного и интенсивного притока питательных веществ из богатого ими корма нарушается равновесие в микробном наполнении слепой кишки. Подчас проблемы может вызвать даже изменение качества потребляемого животным сена, если оно происходит слишком резко.

Владельцы конюшен часто считают этот факт досадным, однако благодаря Месселю нам известно, что увеличение слепой кишки как решение проблемы пищеварения обладает давней историей, корнями уходящей в середину эоцена. Карьер Мессель доказывает, что лошади могут выжить на таком фураже, на котором другие животные протянут ноги.

Пока мы с Шаалем наблюдали за работой его коллектива, за какую-то пару часов я стала свидетельницей обнаружения нескольких полных экземпляров. Один из рабочих, расколов камень, нашел в нем насекомое с двумя длинными и изящными усиками, каждый из которых заканчивался небольшой сферой. Другой вскрыл породу, достал окаменелую рыбу, посмотрел на нее и выбросил в отвал.

«Эй!» – инстинктивно, забыв о хороших манерах, промолвила я. Как можно выбрасывать столь драгоценные находки?

Шааль пояснил, что франкфуртский Музей естественной истории Зенкенберга, хранящий мессельские находки, уже обладает таким количеством ископаемых рыб, что новые ему уже не нужны. Карьер настолько богат находками, что проблему здесь представляет не поиск, а обработка и хранение.

В этом я убедилась, когда Шааль отвез меня в музей, чтобы показать одну из своих выдающихся находок. Войдя в помещение на верхнем этаже музейного здания, он выдвинул один из ящиков шкафа, в которых хранятся экспонаты. В этом ящике находилась крошечная кобылка с еще более крошечным, не до конца сформировавшимся жеребенком в чреве – с прорезывающимися зубами. Детеныш лежал в матке в положении «назад», так же, как это происходит и сейчас.

Выдвинув другой ящик, Шааль достал из него еще одну окаменелую лошадь, выглядевшую необычно. Он объяснил мне, что часть хребта животного была уничтожена ковшом экскаватора, рывшего в Месселе яму для свалки мусора.

Я сразу насторожилась: «И как это могло произойти?»

В 1980-х годах правительство Германии решило превратить карьер Мессель, тогда еще не признанный объектом Всемирного наследия, в свалку мусора общенационального масштаба. С точки зрения многих правительственных чиновников, большая пустая яма идеальным образом подходила для размещения отходов жизнедеятельности современного мира – пластиковых пакетов и бутылок.

В оправдание можно сказать, что в те времена Мессель не производил впечатления места проведения масштабных исследований. Так уж считалось. Местные жители столетиями добывали в этом карьере уголь. Им было известно, что иногда здесь можно между слоев глины найти останки странных животных, более не существующих на Земле, однако эти ископаемые древности не могли оказаться приоритетом в те годы, когда Германия, подобно Британии и Соединенным Штатам, корчилась в приступе индустриализации и нуждалась во всех источниках энергии, которые могла использовать.

Что еще хуже, сохранение ископаемых оказалось нелегким делом. Та самая липкая и влажная глина, на которой я поскользнулась и которая сохранила контуры тел древних животных, высыхала и превращалась в пыль едва ли не сразу, как только оказывалась на воздухе. Окаменелости после этого рассыпались. С горькой иронией происходящее сравнивали с сюжетом греческого мифа об Орфее и Эвридике: один взгляд на окаменелости, извлеченные на дневной свет, уничтожал их.

Без адекватной методики обработки образцов не было особого смысла добывать их, однако уже в XIX веке некоторые исследователи осознавали, что данное месторождение содержит важные для науки окаменелости, и постарались, чтобы их заметили. В 1875 году некий Рудольф Людвиг обнаружил в Месселе ископаемого крокодила, поместив таким образом карьер на палеонтологическую карту. Последовавшие исследования подтвердили значение местонахождения, однако случились сперва Первая, а потом Вторая мировые войны. Карьер выдавал на-гора уголь до тех пор, пока бомбы союзников не уничтожили его инфраструктуру. После войны карьер не был открыт заново, и чиновники получили в свое распоряжение бесполезную дыру в земле.