Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, — кивнул я. — Только снимите, пожалуйста, с миссис Корнблат наручники. Уверен, в них нет необходимости.
— Воля ваша, — покорно согласилась негритянка.
Было видно, что любое физическое усилие доставляет ей массу неудобств, что, в общем, немудрено при таком весе. Бедняжка просто заплыла жиром и ужасно потела. Ее серая форменная рубашка, пропитавшись потом, выглядела как промасленная тряпка.
— Мне побыть с вами? — спросила она, закончив возиться с наручниками.
— Не надо, — вежливо отказался я.
Негритянка похлопала по пышному бедру, на котором покоилась увесистая кобура.
— Если что, зовите, мистер. Она вроде как баба не опасная с виду, но можете мне поверить — от таких лучше держаться подальше. Одному Господу известно, какой фортель эта цыпа может выкинуть, — предупредила она.
— Буду знать. А теперь, пожалуйста, оставьте нас наедине.
— Я вернусь за ней через час, мистер.
Полицейская удалилась.
Я предложил Жасмин табуретку. Она села, закинув ногу на ногу, слегка нахально вздернула носик.
Разговор надо было с чего-то начинать. Я решил с комплимента:
— Вы прекрасно выглядите.
Жасмин фыркнула.
— Не ведите себя как идиот. После вонючей камеры, в этих канареечных обносках, без макияжа я выгляжу не привлекательнее старой перечницы. От меня дурно пахнет, еда здесь отвратительная, а о том, какой здесь туалет… Знаете, лучше об этом не рассказывать. От одного воспоминания о нем меня передергивает.
Она поежилась.
— А чего вы хотели, милочка?! Это тюрьма. Особых удобств тут отродясь не было.
— С каких пор я стала для вас милочкой? — возмутилась она. — Разве мы настолько знакомы?
Тут она пристально всмотрелась в мое лицо.
— Погодите, а ведь я вас действительно знаю. Где-то видела, но не помню где… Мы ведь встречались и, кажется, совсем недавно. Но где…
Жасмин щелкнула пальцами:
— Стоп! Можете не подсказывать. Вы — тот самый коп, по чьей милости я тут оказалась. Зря вы велели этой толстухе снять с меня наручники. Я просто мечтаю вцепиться в вас и расцарапать вам лицо. — Она со злостью посмотрела на свои пальцы. — Вот только ногтей у меня нет. В тюрьме делают специфический маникюр.
— Значит, мне повезло, морда останется целой, — резюмировал я. — В остальном вы правы, кроме одной вещи: я больше не служу в полиции.
— Выперли? — без особого интереса предположила она. — Муженек мой, наверное, постарался. Он может.
Я делано улыбнулся:
— Без него не обошлось. Но теперь я вроде как снова на коне: работаю помощником у вашего адвоката.
— У Гарриса Скинь Тридцать Фунтов?
— В яблочко.
— То есть теперь спасение моей шкуры на ваших плечах?
— Да. И мне бы крайне не хотелось, чтобы столь прелестная шкурка пострадала.
Она махнула рукой:
— Бросьте эти игры, как вас там…
— Рик Дональд.
Жасмин уставилась на меня как на урода.
— Бросьте, Рик. При иных обстоятельствах я бы с удовольствием пококетничала с вами, но когда сидишь и задницей чувствуешь холод электрического стула, вся эта дурь мигом выветривается из головы. Я рада, что муж меня не бросил. И рада вдвойне тому, что он решил за меня побороться. Тут, за решеткой, подобные вещи ценятся. И пусть я сижу в тюрьме всего ничего, но многое уже успела переоценить. Я каждую секунду корю себя за безрассудство. Не понимаю, какого лешего меня понесло на поиски приключений?! И очень сожалею, что эти приключения нашла. Видимо, пословица, гласящая: «Кто ищет, тот всегда найдет», не ошибается. Если бы все можно было повернуть обратно! — в сердцах воскликнула она.
— Боюсь, такое бывает только в кино. Но мы можем попытаться исправить то, что произошло. Собственно, я здесь нахожусь по этой причине. Скажите, только честно, это вы убили Визиря? — спросил я, пристально вглядываясь в ее лицо и пытаясь хоть что-то на нем прочесть.
— Проклятие! Да я мухи в своей жизни не убила! — вскипела Жасмин.
— И все же это не ответ, — предупредил я.
— Да с какой стати мне его убивать? — почти простонала женщина.
— Давайте рассуждать логически: он выкрал вас из коммуны, привез к себе домой. Вероятно, пытался изнасиловать…
— Вероятно?! — чуть не подпрыгнула на привинченной к полу табуретке Жасмин. — Этот мерзкий ублюдок хотел взять меня силой, но я дралась с ним как кошка: царапалась, кусалась… А этот арабиец хохотал, как помешанный. Его заводила моя реакция. Это был ужас, сущий кошмар. — Женщина всхлипнула. — Он заслужил свою смерть, но клянусь всем святым, что у меня есть, я не убивала! Кто-то другой покарал его.
Она расплакалась.
В комнате был графин с водой. Я взял единственный сомнительной чистоты стаканчик, наполнил его и протянул арестантке:
— Выпейте. Это вас успокоит.
Женщина взяла стакан, сделала несколько глотков и вернула мне.
— Спасибо. И вправду чуток полегчало.
Я сел на место:
— Давайте продолжим. Времени у нас не так много. Расскажите про день убийства. Что вы помните?
Она повела головой, распущенные волосы закачались у ее щек.
— Почти ничего. Они накачали меня всякой отравой, чтобы спокойно вывезти из Гнойника. Я долго валялась без сознания, что они могли со мной сделать, когда я была…
— Беспомощной, — подсказал я.
— Да, беспомощной. Они могли сотворить со мной все, что заблагорассудится. Я ничего не соображала, спала. Изредка видела что-то вроде снов. Скорее всего, это были галлюцинации, вызванные наркотиком. Боюсь, из меня плохой свидетель.
— Каким образом на вашей одежде появилась кровь и откуда взялись отпечатки пальцев на ноже?
Она всплеснула руками:
— Господи, я же сказала вам, что валялась, как убитая! Одежду могли извозить в чем хочешь, вложить в руки нож… Я ничего не соображала!
— Что вас пробудило?
Жасмин задумалась:
— Шум мотора на улице. Кто-то приехал. Я очнулась, увидела, что вся в крови, испугалась и побежала к выходу. Там меня схватил какой-то смуглый дикарь. Остальное вы знаете.
Она встала, обошла вокруг стола, находившегося между нами, встала рядом со мной на колени и ткнулась лицом в мой пиджак.
— Рик, мне страшно! Я не хочу умирать, я еще слишком молода для этого. Помогите, пожалуйста! Найдите того, кто это сделал, и спасите меня! Заклинаю вас, Рик, заклинаю!
Я погладил ее мягкие волосы, чувствуя, как пиджак и рубашка под ним влажнеют. Мне стало жаль несчастную женщину, сработал природный мужской инстинкт защитника.