Придворные за спиной царя зашептались, зашушукались, кто-то из них не побоялся, сказал:

– Правду говорит кудесник, видели минувшей ночью конюхи, как упала кровавая звезда!

– Вот как – видели! – усмехнулся царь. – Что ж мне про то никто не сказал? Побоялись?

На этот раз никто ему не ответил.

– Ладно! – прохрипел царь. – Упала той ночью кровавая звезда… и что сие предвещает? Говори, старик! Говори, что прежде говорил, – или умрешь лютой смертью!

– Не гневайся, великий государь… не своей волей говорю, не своими словами… сама судьба моими устами говорит… а перед судьбой все равны – что смерд, что боярин, что великий государь.

– Ну, говори уже! – царь ударил в пол посохом.

– Сия кровавая звезда – жизнь твоя, великий государь, а что она упала – то говорит, что скоро тебе придет конец.

Все в палате застыли в ужасе и от самого известия, и оттого, что ждали вспышки царского гнева. Но грозный царь не взбеленился, не набросился на колдуна, не проткнул его своим заостренным посохом, которым убил своего первенца, своего старшего сына Ивана. Он опустил голову, помолчал немного, затем взглянул на колдуна и проговорил чужим скрипучим голосом:

– Хвалю, что сказал, не побоялся… люблю бесстрашных людей. За храбрость твою, так и быть, помилую тебя… пока. Только скажи, старик, когда смерть за мной придет? В этом году? В этом месяце? На этой неделе?

Колдун поднял бледное лицо, уставил на царя свои незрячие глаза и проговорил веско, тяжело, словно камни перекатил:

– Сегодня, государь. Сегодня, еще до заката.

– Сего-одня? – переспросил царь, и лицо его перекосила судорога. – Врешь, старик! Сегодня я себя как раз хорошо чувствую! С чего бы мне помереть?

– Не мои то слова, – возразил колдун, – моими устами судьба твоя говорит!

– Слышали уже! – рявкнул царь и ударил в пол посохом. – Ты свое сказал, старик? Теперь вот что я скажу. Сейчас отведут тебя в темницу, и там ты пробудешь до заката. И если до заката я жив останусь – тебя в медвежью шкуру зашьют и собаками затравят. Так что один из нас двоих точно умрет.

– Твоя воля, государь! – проговорил колдун – и тут же двое стрельцов увели его из палаты.

А навстречу им вошел государев медик, доктор Якоби. Ничуть не робея, подошел к царю, взял его за руку, не обращая внимания ни на приближенных, ни на стрельцов царевой охраны.

Годунов хотел было что-то сказать, но Якоби поднял руку, приказывая молчать. Склонил голову к плечу, внимательно прислушиваясь. Послушал пульс, заглянул в зрачок государя.

– Ну что, дохтур? – прохрипел царь, стараясь не показать волнение. – Не пора мне еще помирать?

– Ваша милость, сосуды, по коим кровь течет от сердца и обратно к сердцу, зело изношены, и вам следует их поберечь… вам не следует волноваться, не следует гневаться. Самой малой причины может быть довольно, чтобы они порвались… принц Вюртембергский, которого я пользовал, был в таком же плачевном состоянии, и я также предупредил его, как вашу милость, но он не изволил послушать меня и сел играть в карты. Принц весьма много проиграл, сильно разволновался, пришел в большой гнев и…

– Говори проще, иноземец! Не юли! При чем здесь твой принц? Мне до него нет дела! Скажи прямо – поживу я еще?

– Поживете – ежели не будете волноваться, если воздержитесь от гнева и раздражения…

– И ты туда же! Как же мне не гневаться, коли все вокруг норовят меня обмануть и предать? Как же мне не гневаться, когда кругом меня одни предатели?

– Берегите себя, ваша милость, сдерживайте сердце, коли хотите продлить свою жизнь.

– А если проще – скажи правду, иноземец, врет тот знахарь? Переживу я сегодняшний день?

– Достоверно сие может знать только всевышний, – Якоби поднял глаза к потолку, пожевал бледными губами. – Но, на мой взгляд, никаких особенных причин для скорой смерти нет. Ежели не будете сильно гневаться – переживете и сегодняшний день, и многие другие. Ежели, конечно, на то будет божья воля.

– Вот! – радостно воскликнул царь. – Переживу! А тот чернокнижник болтал… казню его, как только солнце сядет! Велю зашить в медвежью шкуру…

Царь оглядел оставшихся придворных и рявкнул:

– А вы что стоите? Ждете моей смерти, шакалы? Слышали, что дохтур сказал? Не дождетесь! Пошли прочь, ироды! Не желаю более вас видеть!

Царедворцы кинулись к дверям палаты, как перепуганные овцы при виде волка, в дверях получилась толчея. Царь следил за ними со злой усмешкой, в последний миг крикнул:

– А ты, Бориска, останься!

Годунов смиренно поклонился, вернулся к государю, гадая, что может значить такой приказ – опалу или приближение. Государь дождался, пока остальные покинут покои, проговорил:

– Принеси-ка ту игру, что персидский посол подарил. Как бишь она зовется? Тавлея?

– Шахматы, – поправил царя Годунов.

– Один черт. Неси, сыграем с тобой.

Борис принес красивую резную доску, расставил на ней искусно вырезанные фигуры.

Царь сделал первый ход, быстро взглянул на Годунова и проговорил сквозь зубы:

– А ты, Бориска, небось, и обрадовался, как услышал, что смерть моя близко?

– Что вы такое говорите, государь? – Борис перекрестился. – Я за вас сам помереть готов!

– На словах вы все горазды, а сам только и ждешь, когда я помру. Федьку, сына моего, прибрал к рукам! Будешь его именем всем царством заправлять! Василий Шуйский мне давеча говорил про твои изменнические мысли. Они с Бельским давно тебя подозревали…

– Ложь! – воскликнул Годунов. – Они наговаривают на меня из зависти! Вы знаете, государь, мою верность… я от самых младых ногтей верой и правдой служил вам и так же буду служить Федору Иоанновичу, когда он воссядет на престол…

– Я знаю, что, пока жив, – все в верности клянутся, а стоит мне помереть, наброситесь, аки волки голодные… твоему царю, кстати, шах! Видишь, еще соображаю что-то!

Борис сделал ответный ход, опасливо взглянул на царя.

Тот сверкнул глазами, пристукнул посохом:

– Думаешь, не знаю я твоих мыслей? Да я тебя насквозь вижу! Как в шахматы, людьми играешь! Да только найдутся игроки посильнее тебя! Давно надо было Федьку с сестрой твоей развести, да только прикипел он к ней, не хочет и слышать про развод. Эх, кабы был жив Иван… да что теперь говорить, мой грех… нет, нужно развести Федьку с Ириной, больно много вы с ней власти забрали!