сам случай, а то, как повел себя Павел Васильевич, когда остался один на один с женой.

— Наплодят, понимаешь, сами не зная от кого, а другим морока. — Он прошел через весь кабинет заведующего больницей и остановился у окна спиной к жене, продолжая холодно бурчать: — Люди подумают бог знает что…

Диана Ивановна вышла из кабинета, а когда через полчаса вернулась, на ее лице нельзя было обнаружить следов обиды и возмущения. Она села за стол и сказала:

— Ты разденься, посиди немного. Я скоро освобожусь.

На другой день она выследила мужа: он ходил объясняться к Ирине. Вечером выговорила ему, блестя сухими глазами:

— Я не знаю, Павел Васильевич, чего в вас больше: трусости или расчетливого эгоизма. Но в любом случае вы совершенная дрянь…

Павел Васильевич ничего не ответил, лег спать отдельно на диване, но завтракать сел с женой, и Диана Ивановна вынуждена была сказать еще несколько резких слов, а через два дня, когда в дом приехала мать Дианы Ивановны, белая старушка с назойливыми лупастыми глазами и бурлящим голосом, в ответ на справедливые упреки обеих Павел Васильевич неожиданно и истерично закричал:

— Да, обманул. Обманул. Я встречаюсь с бывшей женой. Встречаюсь! Что вам еще нужно? Встречаюсь! Потому что у меня есть сын…

Диана Ивановна оборвала его крик:

— Мне бы не хотелось вас больше видеть…

На другой день Григорьев испытывал приятную легкость от того, что, наконец, разорвался перед ним замкнутый круг. Надо приставать к берегу, Павел Васильевич. Надо приставать, а то у тебя легкомыслие в голове. Как бы чего худого не вышло. Диану ты вовсе даже не любишь. Ты боишься ее. Понимаешь, что она перед тобой ни в чем не виновата, но на одном этом нельзя устроить счастливой жизни. Надо брать вожжи в руки…

С утра, сделав дела быстро, с душой, Павел Васильевич зашел в раздевалку начальников участков, чего раньше никогда не было.

— Почему стихли? — спросил у собравшихся. — Главному инженеру и зайти к вам нельзя…

В раздевалке за круглым разбитым столом играли в шашки, посмеиваясь друг над другом и рассказывая забавки. Павел Васильевич присел и долго наблюдал за игрой, тоже остря и подначивая играющих. Потом переоделся и пошел в шахту. Осмотрев начало горных работ на отводе, он встретил Владимира Зыкова и дружески похлопал его по плечу.

— Говоришь, авария у тебя? А ты не силой бери, Владимир Федорович… Умом бери… Что это ты цепи со всеми таскаешь? Укрупни бригаду, выдели ремонтно-профилактическую смену. Одним словом, подумай над новой организацией. Что ты голову жалеешь? Она у тебя для того и есть… — сказал и пошел в темноту уверенным спокойным шагом.

2

В январе застоялись тихие морозные дни. Крупчатая дымка залегла в тополях, ползла по небу, застилая солнце. На Отводах пахло изморозью и дымом. В палисадниках глухо и редко переговаривались свиристели, поедая мороженые ранетки. От ходьбы немногих людей по корявым тропам раздавался такой чистый и ясный скрип снега, что казалось, будто на улице, по меньшей мере, небесная благодать.

Возвращаясь из больницы в тот памятный день, когда всей семьей Зыковы ходили к Илье, Владимир говорил Ирине:

— Что тебе Григорьев? Забудь его. Посмотри, как хорошо в мире. Я люблю тебя.

— Ах, Володька, отстань…

— Не тот Григорьев человек, Ирина… Не знаю, чем он плох. Может быть, даже и не плох. Но не тот…

На другой день Ирина дожидалась его с работы, лежа на раскладушке. Едва Владимир вошел, она приподнялась, прижимая к горлу конец одеяла.

— Заснуть никак не могу, — прошептала. — Задерни бабушкину занавеску…

Он выполнил ее просьбу и встал перед раскладушкой на колени. От него пахнуло ночным морозцем, снегом и кисловато-сладким запахом угольной пыли. В полутьме неподвижно и смело стояли его глаза. Ирина опустилась на подушку и плотнее завернулась в одеяло.

— У меня на душе, Володя, тяжело… — Она подождала, надеясь, что Владимир спросит, что с ней, но Владимир не спросил, продолжая смотреть ей в лицо напряженно и неотступно. — Григорьев сегодня был, — продолжала Ирина, качнув головой. — Объяснялся…

— Стоит ли из-за этого не спать? — Владимир ободряюще хмыкнул и запустил большую горячую руку в ее распущенные мягкие волосы, обхватил пятерней затылок, приподнял. — Беспокоюшко ты…

— Он растерялся, — продолжала шептать Ирина. — Растерялся, и все так получилось… Завтра он пойдет со Славкой к жене.

— Никуда он с твоим Славкой не пойдет. Тебе-то Григорьева пора узнать.

— Ребенок у меня, Володя… Надо о сыне думать. Какой ты ему отец?! — Ирина прикрыла лицо одеялом и долго молчала. Потом несмело повернулась на бок и прильнула горячей щекой к Вовкиной ладони, зашептала совсем тихо и скорбно: — Извел ты меня совсем… Насмерть извел…

В работе пролетела неделя. Дела на новом участке у Владимира шли тяжело: одна авария следовала за другой, один простой за другим. Особенно в ночные смены. Коллектив на новом месте собрался молодой, разнокалиберный, побороть трудности рабочим упорством не желал, потому до всякой мелочи нужен был глаз начальника. Владимир приходил домой ненадолго, разве поспать. Ирину встретил однажды мимоходом, коснулся шершавыми пальцами запястья ее руки. В ответ Ирина улыбнулась стыдливо и радостно.

В субботний полдень Зыков сидел в кабинете, когда зашел незнакомый парень, кареглазый, с четкими бровями и смуглой кожей на открытом прямом лбу. Пройдя к столу, расстегнул пальто и улыбнулся приятельски: полный рот крепких зубов.

— На работу, начальник, принимаешь?

— Откуда?

— В данное время из Армении, тоннель строил.

Владимир посмотрел документы, ему нужны были люди.

Сказал:

— Что это у вас вся трудовая книжка исписана: принят, уволен, принят, уволен?

— Длинная история. А коротко сказать: где нужен государству, там и работаю.

Владимир задумчиво перелистывал документы, а парень опустился сбоку на скамейку и продолжал с веселой усмешкой:

— Я детдомовский, начальник… Прошлого у меня нету, так чтобы дед дворник, отец дворник и всё прочее. Перед вами основатель новой рабочей династии. Гришка Басулин. Берите, не сумлевайтесь.

— Что же вы, Гриша Басулин, с места на место бегаете?

— Неправильно, товарищ начальник. Оскорбительно для основателя династии. Я не бегаю с места на место, а в одном месте порученное дело сделаю, там, куда других на веревке не затянешь, оседлых-то, а потом на другое место, дальше… Кому же глухие места осваивать? Я вот прознал тут, что вы из старой рабочей семьи… Много из вашинских на стройках коммунизма, разрешите спросить без всякой обиды?

Владимир посмотрел в веселые глаза парня, хмыкнул:

— Работать будешь?

— Между прочим, — незамедлительно и с уверенным спокойствием снова продолжал парень, — такие, как я, полностью удовлетворяют требованиям вашего брата