* * *

В комнату вломились с таким невообразимым грохотом и треском, что Тимоти подбросило с постели будто пружиной. Мигом поднялся и бдительный доктор Шпилер.

На пороге громоздился незнакомый широкоплечий мужчина с ясным взором пронзительно-голубых глаз, загорелым лицом, иссеченном мелкими морщинками и русой бородкой от уха до уха. Но не это побудило Тимоти потянуться за револьвером. Во-первых, неизвестный был облачен в одежду Ойгена, во-вторых, он держал на руках бессознательного Робера, чья темноволосая голова, болтаясь, свешивалась вниз.

– Драть вас вперехлест… – грубо начал Тимоти, щелкая курком «Смит-Вессона» и тотчас осекся. На него в упор смотрел в очередной раз повзрослевший Ойген Реннер. Уберите бородку и морщины и получите подобранного на Рейне свихнувшегося австрияка во всей природной красе. Но бороды не отращиваются за два часа, это, уж простите, неколебимый закон природы и навязчивая правда жизни.

– Феномены множатся, – первым подал голос доктор, пристально разглядывая гостей. – Тимоти, не могли бы вы вернуть пистолет на место, это не игрушка. Ойген, если ты меня понимаешь, положи мсье Монброна на постель. Что с ним?

Бородатый молча кивнул и осторожно устроил Робера на разворошенной лежанке. Шпилер немедленно подошел, посмотрел зрачки, потрогал пульс на запястье и доложился:

– Похоже, обычнейший обморок. Ойген, я жду объяснений. Что стряслось на этот раз?

Человек в одежде Реннера выдохнул, будто после тяжелой работы, осторожно присел на табурет, и непонятно сказал гулким баском:

– Ойген? Да-да, судари мои… Он там, внутри. Спит. Я отправил его спать.

– Где внутри?!! – взвился Тимоти. – Что ты несешь, урод?..

…И мгновенно получил сильнейший прямой удар кулаком в переносицу, да так, что перекувырнулся через низкую кровать и распластался на полу.

– Извольте быть обходительным, – размеренно сказал Ойген… или не Ойген? – На первый раз я прощу вам дерзость, но впредь спускать оскорбления не стану.

Тим, вытирая левой ладонью хлынувшую из носу кровь, вскочил, имея откровенно кровожадные намерения, но дорогу немедля преградил хладнокровный доктор Шпилер.

– Утихомирься, – жестко сказал немец. – Эта загадка пока не по нашему разуму. Сядь, а я приведу в чувство господина де Монброна.

Тим подышал злобно, однако послушался. Учуял, что дело пахнет жареным. Извлек из кармана висевшего на гвоздике пиджака носовой платок и принялся оттирать кровь с подбородка. Ойген преспокойно восседал рядом с койкой Робера и созерцал растерявшихся компаньонов.

Нашатырь, обнаружившийся в одном из саквояжей Шпилера, подействовал. Робер замотал головой, заругался по-французски, однако сел, непонимающе оглядел комнату, взглянул на Ойгена и неожиданно расплакался.

– Там… Опять это чудище! – всхлипывал он. – Монаха убили… А Хаген… Господи, как я хочу домой!..

– Тише-тише, успокойся, – Тимоти подсел к Роберу, потрепав его за плечо. – Кого убили? Какой Хаген? Да не хнычь ты, размазня! Доктор, дайте быстренько стакан воды!

– Ага, кажется, я начинаю догадываться, – проронил Шпилер, попутно наливая воду из стеклянного графина. Подал стаканчик Тиму и повернулся всем корпусом к русобородому: – Ты… Вы – Хаген из Тронье? Я прав?

– Так именуют меня при бургундском дворе, – несколько уклончиво ответил тот, кто именовал себя Хагеном. – К вашим услугам, сударь.

– Благодарю, – слегка поклонился доктор. – Я могу позволить себе задать несколько вопросов?

– Если они не заденут мою честь и данные клятвы.

– Прекрасно, прекрасно… Э… В каком году вы появились на свет?

– Это не тайна. В пятьсот пятьдесят четвертом по Пришествию Спасителя. Крещен в Арелате[6], в церкви Святого Петра, преподобным отцом Иосифом Массилийским.

– Какой сейчас год?

– Не знаю. Прошло очень много времени, пока я охранял Его.

– Кого именно?

– Зачем вам знать о плохом?

– Ну хорошо… Надеюсь, вы не очень расстроитесь, узнав, что прошло тысячу триста лет?

– Я подозревал.

– Но ведь человек не может прожить тринадцать веков! Как у вас получилось?

– Душа бессмертна. А тело… Мне позволили взять нынешнее, до срока, пока проклятие не избудется.

– Кто позволил?

– Вам не нужно знать.

– Ладно, оставим. Скажите, а где тот молодой человек, Ойген Реннер? Вы – это он?

– Нет. Я – это я. Мальчишка сейчас во мне. – Хаген положил ладонь на грудь, словно указывая нынешнее местонахождение Ойгена. – Он пока спит.

– Да что он несет? – яростно воскликнул Тимоти. – Это же… Чума на мою голову!

– Замолчите, господин О’Донован, – небрежно бросил доктор, будто отмахиваясь от назойливой мухи. – И не встревайте, пока вас не попросят. Случай до невероятия интересный. Ничего подобного в мировой истории медицины доселе не отмечалось. Одно тело – две души… И это не вульгарное раздвоение личности, это действительно… Хаген? Хаген, что с вами?

Вернувшийся из глубочайшего омута времени человек захрипел, повалился набок, вскрикнул… Доктор, выматерившись так, что позавидовали бы самые запойные гамбургские докеры, отскочил и замер, наблюдая, как начало изменяться тело. Исчезала борода, она словно бы росла наоборот, внутрь подбородка; разглаживалась сеточка морщин вокруг глаз, кожа становилась гладкой и ровной, снова проступил белый шрам на скуле, в виде звездочки о трех лучах. Минуту спустя тело Ойгена Реннера вернулось к исходному состоянию – он не возвратил свои восемнадцать, но стал таким же, каким был недавним вечером. Сильный крепкий парень лет двадцати пяти. Все-таки влияние обитавшей в Ойгене души древнего героя изрядно сказывалось на внешнем облике. В сознание он так и не пришел, хотя Шпилер вновь употребил непременный нашатырь.

Монброн и Тимоти наблюдали за происходящим, затаив дыхание и не смея пошевелиться. Робер даже перестал всхлипывать.

– Кажется, мы попали в легенду, – наконец изрек доктор Шпилер и тяжко вздохнул.

– Не попали, а влипли. – уточнил прагматичный Тим. – И не в легенду, а в историю. Робер, утри сопли и рассказывай, что с тобой приключилось. Коротко и четко. Снова заревешь – врежу!

Монброн рассказал. Про светящийся шарик тумана, про жутковатую смерть послушника, про Хагена. Собственно, чего тут было рассказывать?

– Тимоти, давай-ка переложим нашего… э… Хагена на постель, – сказал доктор. – Уверен, утром он сам проснется. А засим прогуляемся во двор, проверим истинность повествования достопочтенного мсье Монброна.

– Не оставляйте меня одного! – со слезами на глазах взмолился Робер. – Честное слово, я боюсь! И вообще туда идти опасно! Вдруг Оно нападет на вас? Прекрасно, будет пара новых трупов без сердец! Идите!