Когда труп Бакли подкинули американцам, было трудно установить, от чего он умер: от пыток или от жутких условий заключения. Осталось неизвестным, где именно его держали и сколько раз перевозили.

Андреа случалось читать отчеты о похищенных американцах, которых перебрасывали из одной темницы в другую предельно бесчеловечным способом. Скажем, в тесном ящике под днищем грузовика, где они дышали пылью и ядовитыми бензиновыми испарениями.

Достаточно было слегка простудиться — и в этих условиях ты покойник.

Спасение одно: самозомбирование — отключение всех чувств. Этому учат. Этому учатся. Но кто успешно сдаст экзамен в реальной ситуации, никому знать не дано. Как любой агент, которому предстояло работать в самых опасных местах, Андреа прошла курс выживания в разведшколе под Уильямсбургом, где, помимо инсценированных многодневных допросов, ей и «коробочку» делали: помещали в тесный ящик и оставляли в темном подвале, куда никакие звуки не доходили. Оставляли без уведомления о том, когда ее освободят: через несколько часов или через несколько суток…

Именно поэтому она не прекращала заниматься йогой и каждое утро начинала с долгих упражнений. Тренировала не столько гибкость тела, сколько дыхание — точнее, способность замедлять дыхание и частоту пульса. После многих лет практики она умудрялась сбивать свой пульс до тридцати и менее ударов в минуту. Еще чуть-чуть — и здравствуй, кома или смерть! Впрочем, и кома, и смерть — вполне желанные состояния, когда тебя сложили пополам и забыли в закрытом на замок ящике.

Резко заверещали наручные часы — напоминая, что пора в дорогу. В малайский Следственный центр сегодня опаздывать не хотелось. Там по ее приказу местные будут пытать важного заключенного.

Куала-Лумпур

27 февраля

Посольский «мерседес» несся вперед, петляя между холмами. Андреа сидела на заднем сиденье, высоко закинув ногу на ногу, и в третий раз штудировала донесение, полученное четыре дня назад.

Водитель, сержант морской пехоты Нилтон Альворадо, поправил зеркало заднего вида — явно не для того, чтобы лучше видеть машины за собой, а чтобы вольготнее обозревать ноги начальницы.

Донесение было от специального отдела малайской полиции. Речь шла о совместной с ЦРУ операции по наблюдению за неким Ником Авадом, связным между теми исламскими террористическими организациями Юго-Восточной Азии, которые ставили своей конечной целью создание обширной исламской республики — от северных границ Таиланда до самых южных филиппинских островов. Малайзия должна была стать частью этой грядущей республики. ЦРУ имело в деле прямой и конкретный интерес: Ник Авад планировал террористический акт против американской военной базы на Суматре.

Авада держали под колпаком уже давно, и дело шло к аресту, но тут в одном из его телефонных разговоров мелькнула многообещающая зацепка. Ему позвонили из Берлина и просили встретить и приветить «друга из Бейрута», некоего Аамм Хакима.

Задержание решили отложить на несколько дней, чтобы взять заодно и «друга из Бейрута». Все прошло гладко: Ника Авада схватили в аэропорту Субанг, когда он целовался с только что прилетевшим Аамм Хакимом.

Зато с Хакимом возникла проблема. У него был сирийский паспорт на имя Бадра Фариса. Паспорт вроде бы настоящий, не придерешься. В интерполовском розыске Бадр Фарис не числился. ЦРУ и местной полиции не за что было ухватиться: ничем не запятнанный иностранец, только что впервые прилетел в страну и хотя бы поэтому набедокурить в Малайзии не успел. Даже при том, что после одиннадцатого сентября законы для ЦРУ стали резиновыми, дело шло к тому, что сирийца придется отпустить.

Спецотдел малайской полиции был разочарован: готовились поймать большую рыбину, а схватили предпринимателя, который приехал в Малайзию строить фабрику по производству презервативов. О политических взглядах Фариса ничего известно не было. Очевидно, что большой религиозностью он не отличается: бритый, по-западному холеный, в чемодане бутылка виски и «Плейбой», в бумажнике визитки бейрутского секс-клуба и эскорт-сервиса.

Насчет звонка из Берлина Фарис якобы ничего не знал.

— Друг в Бейруте, — объяснял он полиции, — предложил мне помощь своего куала-лумпурского приятеля — мистера Авада. Дескать, тот может встретить меня, свести с нужными людьми в деловых кругах и помочь в бюрократических вопросах. Я с радостью ухватился за это предложение. Но я был уверен, что мой друг лично позвонит мистеру Аваду. Кто от его имени звонил из Берлина — понятия не имею. Сам я в Берлине никогда не бывал.

— Каким образом Авад узнал вас в аэропорту?

— А-а, тут все просто. Каждый из нас кого-то высматривал — по этому признаку мы друг друга и узнали.

В первый раз читая протокол допроса, Андреа задумчиво хмурилась. Правда ли, что Фарис — невинный бизнесмен? Тот ли человек Ник Авад, который помогает невинным бизнесменам?.. В телефонном разговоре Фариса назвали «Аамм Хаким». «Аамм» на арабском — почтительное обращение к брату отца. Если Фарис — дядя, то кто племянник? Может, из Берлина звонил именно его племянник? Или племянник — сам Ник Авад? Так или иначе, тут что-то нечисто. Фарис лгал или чего-то недоговаривал.

Теперь-то все было ясно, а тогда, после часового допроса, малайская полиция едва не отпустила этого «Фариса». Только случайно взгляд детектива остановился на утолщенном крае воротника сорочки сирийского бизнесмена. Детектив потянулся проверить: «А это что у вас?» — и получил внезапный удар между ног от мгновенно вскочившего со стула «Фариса». После этого задержанный рванулся к выходу. Полицейские догнали его у самой двери, навалились, скрутили, отняли зажатую в руке розовую капсулу. Стало ясно, что мистер Фарис отнюдь не безобидный бизнесмен.

В отличие от малайской полиции Андреа уже знала, кто такой этот «бизнесмен» с цианистым калием в воротнике.

Отпечатки пальцев позволили установить его личность: Хаким Абдул-Бакр Муссави, египтянин, пятьдесят четыре года, двадцать лет назад был исключен из «Мусульманского братства» за слишком радикальные взгляды — и занялся организацией террористической деятельности напрямую. На родине и в еще пяти странах полиция имела ордер на его арест. Министерство внутренних дел Омана и ФБР предлагали награду за его поимку.

Андреа пока что предоставляла малайцам самим докапываться до истины. Правда, она уже дважды незримо присутствовала при его обстоятельных допросах — сидела в соседней комнате, слушала разговор, при необходимости задавала в микрофон свои вопросы — местный детектив слышал их в своем наушнике и повторял вслух. Эта хлопотная процедура устраивалась для того, чтобы Андреа формально была вне комнаты, где применяли «особые методы» дознания.

Первое время Хаким держался молодцом: кричал «Аллах велик!» и ни на какие серьезные вопросы не отвечал. Но по мере того как через его тело пропускали все больше тока, он притих и начал отвечать — нес всякую лживую чушь, чтобы получить хотя бы несколько минут отдыха.