– Мой тебе совет, не нарушай закон и не попадай в тюрьму, – усмехнулся Андрей. – Как говорится, береженого Бог бережет, а не береженого – тюремщик сторожит…

– Да нет, я и не собираюсь закон нарушать, – замялся Герберт. – Просто интересно…

– Я тебе так скажу, если интересно, не знаю, как на Марсе, но в тюрьме жизнь точно есть. Плохая, но есть…

– Но лучше туда не попадать, – думая о чем-то грустном, весело улыбнулся Герберт – вернее, попытался это сделать.

– Не попадай.

Машина свернула на улицу, ведущую к изолятору. Показались мрачные стены, из-за которых выглядывал тюремный корпус – угрюмый и темный, как ночь на какой-нибудь безжизненной планете.

– Страшно, – выдавил из себя Герберт.

Бледное от природы лицо стало белым как мел, губы задрожали.

– Эй, парень, с тобой все в порядке? – забеспокоился Андрей.

– А-а, да, нормально все…

– А трясешься чего?

– Да за отца страшно. Он же здесь сейчас. Как он там?

– С ним все хорошо. Он старший в камере, его все слушаются…

– Компьютер у него.

– Что вы передали, то и есть…

– А мне можно было бы компьютер?.. Вы бы мне его передали?

– Может быть, и передал бы.

Андрей дождался, когда Герберт остановил машину, и впился в него пристальным изнуряющим взглядом. И отрезвляюще хлестко спросил:

– Признавайся, что ты натворил?

– Я?! Натворил?!. – пришел в замешательство парень. – Да нет, что вы!.. Это чисто гипотетически…

– Ну, ну… Смотри, если что есть, лучше сразу сознайся…

Андрей чувствовал, что есть за Гербертом какой-то грех, но не стал пытать его дальше. Он уже и без того порядком опоздал.

Герберта трясло, как законченного алкоголика с похмелья.

– Как ты сюда попал? – возмущенно спросила Римма.

Она не ждала брата и совсем не обрадовалась его появлению. Спала до полудня, еще час нежилась в постели, затем был холодный душ. Сейчас она жарила яичницу с колбасой, за этим занятием и застал ее Герберт.

Пикантность момента состояла в том, что Римма была в одной рубашке – короткой, чуть ниже пояса, – под которой ничего не было.

– Ключ у меня… Это же наша квартира, не забывай… – сказал Герберт, пальцами пытаясь придержать дергающуюся щеку.

– Чья наша? – не удержалась – съязвила Римма. – Мать твоя в могиле, отец в тюрьме… И кто в этом виноват?

– Я знаю, ты меня за это презираешь! – болезненно скривился парень.

– Я тебя не презираю. Я пытаюсь выправить ситуацию, которую ты создал. А ты у меня под ногами вертишься…

– Я… Я хочу валяться в твоих ногах… – с дрянным пафосом простер к ней руки он.

– Только давай без этого… – поморщилась она. – Есть будешь?

– Кусок в горло не лезет.

– Ну как знаешь…

Римма не стала перекладывать готовую яичницу в тарелку, поставила сковородку на стол, чтобы есть прямо с нее. Села, забросив ногу за ногу.

– Я знаю, ты меня презираешь, – начал было Герберт.

– Рот закрой. Поесть дай спокойно…

Он замолчал. Первое время смотрел куда-то в точку за окном, затем перевел взгляд на ее ноги. Глаза блудливо замаслились.

– Ну чего пялишься, кобель? – беззлобно прикрикнула на него Римма.

– Ты такая красивая.

– Ага, и такая голая…

– Я знаю, тебе нравится меня дразнить. Ты ждешь, когда я…

– Жду, когда ты уберешься!

– Я уберусь, а ты останешься?

– Представь себе.

– С этим?!

– С ним…

– Что вы с ним вчера делали? – неистово спросил он.

– Детей мы с ним вчера делали! Доволен?

– Чем он лучше меня?

– Ты уже сто раз меня об этом спрашивал.

– Но ты не отвечала!

– Тогда отвечу! Всем он лучше тебя!

– Но ты же меня любила…

Римма хотела сказать, что всего лишь жалела его, но решила не злить его дальше.

– Успокойся.

– Не могу успокоиться. Внутри все горит… Я знаю, ты презираешь меня!..

– И это ты уже говорил.

– И еще скажу!.. Ты презираешь меня за то, что мой отец из-за меня в тюрьму попал…

– Хватит.

– Не хватит… Мать убил, отца в тюрьму посадил. Поэтому и этот Андрей появился… Не было бы всего этого, ты бы снова стала моей, да?

– Не была я твоей, – покачала головой Римма. – Не надо иллюзий…

– Нет, ты была моей!.. Я хочу все вернуть! – Герберт смотрел на нее глазами одержимого безумца.

– Свою мать ты уже не вернешь.

– Но я могу вернуть свое честное имя!

– Давай без громких слов.

– Да, ты права. Не надо громких слов. Нужны громкие поступки!.. Я уже для себя все решил…

– Что ты решил?

– Прямо сейчас я иду в милицию и заявляю, что это я убил свою мать!

– Час от часу не легче…

– Да, я так сделаю!

– Тебя посадят, идиот!

– Да, зато отца выпустят!

– Тюрьма – это тебе не санаторий. Там из тебя еще большего калеку сделают. Или даже убьют…

– Знаю. Но я для себя все решил… Давай прощаться!..

Герберт упал перед ней на колени, трясущимися руками обхватил ее ноги. Глаза скользкие, из носа выглядывает сопля, на губах мокрота… Римма неприязненно смотрела на него. И так же неприязненно думала о себе. Это как же нужно было хотеть мужика, чтобы переспать с этим… Но сейчас ей уже никто и не нужен, кроме Андрея. И с Гербертом она могла переспать только по необходимости… И она чувствовала, что необходимость эта может появиться…

– Заткнись!

Незлобиво, но с необходимой для этого резкостью она влепила Герберту одну пощечину, затем вторую… Била его до тех пор, пока не привела в чувство…

– Успокоился? – спросила она.

– Да, – обескураженно кивнул он.

– Домой не пойдешь. Здесь останешься…

Римма набрала в ванну горячей воды, взбила пену и загнала туда Герберта. Такая ванна должна была еще больше успокоить его.

– Спинку помыть не проси, – предупредила она и закрыла за ним дверь.

Если надо будет выйти, постучится.

Сама же набрала sms-сообщение и отправила его дяде. «Герберт блажит. Кается, хочет поменяться местами. Не знаю, что делать…»