Невольно отмечаю, что у китайца, трудящегося по двенадцать часов в день в нечеловеческих условиях, одежда заметно чище, чем у бездельничающих бандитов. Да и пахнет от него… не слишком хорошо, но всё не застарелым, многодневным потом и таким же застарелым дерьмом.

С невозмутимым видом кланяюсь слегка главарю и убираю иглы и краски.

– Слышь, русский, – склоняется ко мне незнакомый бандит, обдав смрадным дыханьем, – ты мне первому сделаешь! Я вот какую…

– В болото иди кайманов ебать! Первому ему, ослоёбу! – Прервал монолог другой, не менее вонючий бандит, – Ты тут что, самый главный? Поперёк Доминго и авторитетных парней вылезти решил?

Началась безобразная свара, в которую включились все присутствующие, кроме меня. Среди этой братии татуировки в моде, но никто не может похвастаться по-настоящему качественными татуировками, всё больше партаки[75]. Пресловутый ягуар – вершина местного творчества, признак нешуточной гордости владельца. Качественная татуировка подчёркивает статус владельца оной, а игры с очерёдностью – иерархию в стае.

Ругань разгорается, парни хватаются за ножи и мачете, но пока не вытаскивают железо. Вижу Леона, мрачновато глядящего на меня, но стоящего в стороне от свары. В глазах вселенская обида на несправедливость жизни.

– Могу поправить и старые, – сообщаю в пространство, – это сложнее, но решаемо.

– Решаемо, русский? – Нарисовался передо мной Альваро, – Что для этого нужно?

– Инструменты краски и… – показываю на колодки, – нормальные условия.

– Нормальные тебе, – щерится Альваро, – а в реку не хочешь, с другими рабами алмазы мыть?

– Руки, – торопливо перебиваю заводящегося бандита, – у меня не должны дрожать руки. Работа тонкая, ювелирная. Дрогнет рука, и рисунок уже не тот.

– Дрогнет у него, – заворчал Альваро тоном пониже, – отрублю к хренам!

– Можешь, – киваю, но у самого внутри всё сжимается от дикого ужаса. Эти и правда могут… успел увидеть несколько специфических сценок, – но татуировка всё равно испорченной окажется. Всего-то и нужно, чтоб руки не дрожали.

– Всего-то? Хм…

– Еда нормальная, отсутствие тяжёлой работы, не лихорадило чтоб.

Выразительно показываю на колодки, натирающие мне ноги до крови, потом вытягиваю руку с подрагивающими пальцами.

– Китаец так… чтоб руки вспомнили. Лучше могу.

– Поговорю с Доминго, – выдавливает он из себя и удаляется.

Несколько дней меня не трогали, освободив от колодок и снабжая ингредиентами для красок и качественной сталью для игл. Увы, набивать придётся исключительно вручную, что сильно замедлит дело… да оно и к лучшему.

Поселили меня отдельно, под навесом метров десяти в длину и шести в ширину. Покатая крыша навеса покоится на столбах, внутри небольшой помост, парочка гамаков и открытые полки. Обстановка спартанская, но рад и этому.

Рабы, которых больше полусотни, живут в двух чудовищно грязных и тесных бараках, в совершенно антисанитарных условиях. Почему при обилии строительного материала и рабочих рук не стоится более приличное жильё, для меня загадка.

Возможно, ответ кроется в том, как живут сами бандиты? Два десятка человек живут в полудюжине хижин, заметно более просторных по сравнению с рабскими бараками, но ничуть не менее вонючих.

Судя по всему, такое вот существование они считают вполне комфортным и естественным. Грязь под ногами, дохлые крысы, мусор, объедки… Это не мусорная куча и даже не улица в бандитском посёлке, а всего лишь описание пола одной из хижин. Другие не лучше.

Потихонечку отхожу от последствий сотрясения, и пока не доставили нормальную бумагу для эскизов, бандиты решили проверить мои познания в медицине. Притащили гору просроченных препаратов самого сомнительного качества и медицинский справочник, в котором отсутствовала половина страниц.

– От Дока же оставалось! – Вспомнил внезапно недомерок Мартин, вцепившись в толстого Пабло, – ну!

Отстранившись хмуро, Пабло стал думать. Процесс этот оказался схожим с геологическим – казалось, должны пройти целые эпохи, прежде чем произойдут какие-то изменения.

– Да, – геологическая эпоха завершилась и человек-гора удалился, дымя окурком чудовищно толстой и вонючей сигары.

Полчаса спустя к медикаментам добавились хирургические инструменты, заметно изъеденные временем и ржавчиной, и ко мне потянулись первые пациенты.

– Резать, однозначно резать, – тыкаю в огромный чирей на боку щуплого китайца, дрожащего всем телом.

– Моя не понимать, – чирикает китаец, обеспокоенно ворочая головой.

– Ну так режь, – не понимает Начо, приставленный ко мне помощник-соглядатай. Почти коллега искренне считает себя целителем (как и меня) на том основании, что его бабушка была знахаркой. Отсутствие образования или хотя бы практики не смущает парня, как и тот факт, что бабушку-знахарку он видел всего несколько раз в жизни.

Учитывая заячью губу[76] и проскакивающие временами явные проблемы с головой, его железобетонная уверенность покоится на нехватке интеллекта. Подозреваю, что среди бандитов таких много – не обязательно недоумков, но скажем так – людей с особенностями психики.

– Больничный нужен, – развожу руками. Понятие, само собой разумеющееся для меня, Начо оказывается незнакомым, – освобождении от работ, пока заживёт.

– Аа… а зачем?

– Разрежу, пару дней отлежаться должен, – объясняю терпеливо (впрочем, иначе в моём рабском положении и нельзя), – а если сразу в воду загнать, то залихорадит и через несколько дней загнётся.

– А не резать?

– Тоже загнётся.

– Я это… Доминго позову, – проявляет Начо чудеса смекалки.

– Спасибо, – негромко говорит китаец на хорошем английском, – вряд ли это поможет, но рад хотя бы участию в моей судьбе.

Маленькие глаза его, опухшие от укусов насекомых, смотрят уверенно и спокойно. Человек на грани смерти не смирили и готов на многое, только бы выпал шанс…

Чуть прикрываю глаза, не говоря ничего, жду Начо. Довериться китайцу сходу опасно, это может быть провокатор. Но если что… из полусотни рабов в лагере почти полтора десятка – китайцы.

Это не значит почти ничего, но всё же – шанс.

Глава 13

Жека нервно курит, оглядываясь по сторонам и бросая отрывистые слова.

– Пашку подрезали, – торопливая затяжка, – бок располосовали только так, сантиметров двадцать распахали. Селезёнке пизда… медики говорят, раньше чем через полгодика из больнички не выйдет, а потом на инвалидность. Вторая группа светит, не боец больше.

– Дай-ка, – беру у приятеля сигарету из пачки и курю не в затяг, просто чтоб успокоить нервы.

– В Раменском нарвался, – продолжает ровесник, пока я пускаю дым под ноги, – приехал поговорить с людьми о деле, а там не люди, а бляди! Сходу подмять под себя решили.

– Ну и?

– Ну и подмяли, – неохотно говорит Жека, с силой туша бычок о спинку скамейки, – чисто всё сделали, суки! Пашка располосован, а Вована с Иркой взяли на хате и предложили либо под них идти, либо там же на хате их… хором. Обоих.

– Иди ты! Это ж вообще беспредел какой-то!