— Только Любовь, — прошептал Иисус. — У меня больше ничего нет.

В мире, который только что был заполнен грохотом и пылью, мгновенно наступила тишина, в прозрачном, чистейшем воздухе не осталось ни единой песчинки. Человек поднялся с камня, отряхнул одежды и отправился к людям, уже готовым распять Царя Иудеев, Иисуса.

Я, Старший при Высшем Лепидоптеролог той части Вселенной, в которой Вы, заканчиваю Здесь и Сейчас мыслью о том, что Принцип Бабочки избегает встречи с Программой-Хищником только будучи наполненной энергией любви до краев.

На Синае

— Знаешь, почему я разбил первые скрижали? — улыбаясь, спросил меня Моисей.

Он с нескрываемым удовольствием щурился на сияющее солнце, и ветер Синая, умягченный ароматами полыни и алоэ, ласково трепал выбеленную веками бороду пророка.

— Потому, что народ твой отвернулся от Бога и стал молиться Золотому Тельцу, — припомнил я традиционную версию.

Улыбка расползлась по лицу Моисея еще шире:

— Нет.

Казалось, мой собеседник наслаждается сейчас абсолютно всем его окружающим: и захватывающим видом позолоченных скал; и сухим, звенящим воздухом; и ящерицей, недвижимо распластавшейся на горячем камне, такой же счастливой, как и наблюдающий за ней пророк; и, конечно же, моим обескураженным лицом.

— Сколько скрижалей было в руках моих? — Моисей, похоже, решил проэкзаменовать меня на предмет знания событий давно минувших дней, в коих принимать участия мне не довелось.

— Две, — сомневающимся тоном ответил я, почти уверенный в подвохе со стороны хитрого пророка.

— Правильно, — неожиданно согласился он. — Одна потомкам Адама, другая — дочерям Евы.

— Хочешь сказать… — тут я запнулся, обдумывая вертевшееся на языке. — Хочешь сказать, заповедей было двадцать?

— Десять, — Моисей легонько коснулся сандалией блестящего хвоста ящерки и «принт» на камне ожил, да так споро, что глаз не уловил направления, в котором отбыла возмущенная столь беззастенчивым обращением рептилия, — мужских и десять женских.

Голова, то ли от жары, то ли от услышанного пошла кругом, и я, сам не зная почему, выпалил:

— А разбивать-то зачем?

Но, тут же закусив губу от собственной дерзости, смягчил риторику:

— На самом деле разные?

Пророк медленно покивал головой:

— Разные… Помнишь, как звучит первая заповедь?

— Почитай Бога и Ему одному служи.

Моисей благодушно продирижировал правой рукой в такт произнесенным мной словам и подхватил поучительным тоном:

— Адам (речь о мужском начале) почитает Бога, как Отца, Наставника, пример для подражания, Ева же видит во Всевышнем Художника, Скульптора, Поэта — отсюда и различия в восприятии закона. Почитание Адама — это страх, уважение, преклонение и подражание, у Евы — восхищение, любовь и смирение.

— И как звучала Первая Заповедь для мужа, ты не запамятовал?

Я пытался подобрать нужные слова в уме.

— «Следуй за Богом, не меняя Пути», — строго сказал Моисей, хотя глаза его при этом улыбались. — Такова была надпись на скрижали Адама.

— А Ева, ее заповедь? — не терпелось узнать мне.

— Пойми Бога на Его Пути и стань подле, — пророк широко развел руки. — Так было сказано жене.

Солнце все сильнее заявляло о себе, и я представил, как мой нынешний собеседник, не молодой и тогда, спускается к народу по такой жаре с двумя тяжеленными каменными табличками.

— Трудно было? — невольно вырвалось у меня.

Он понял или догадался:

— Я нес Свет, а его вес оказался невелик для людей. Вспомнишь и вторую строку?

Я кивнул:

— Не сотвори себе кумира.

Моисей на эти слова смешно закатил глаза:

— Адам видит в «кумире» соперника, превосходящего его какими-либо качествами, и выполняет этот завет спокойно по отношению ко всем, кроме самого Бога, подчиняясь силе оного. Ева, наоборот, незаметно для себя слишком легко обожествляет понравившуюся суть (по любой причине, хоть бы даже и по внешней) и чаще мужа подвержена падению в этот «омут».

— Что по этому поводу было начертано в первоисточнике? — я не отрываясь смотрел на Моисея.

— «Нет кумира нигде, и даже в Боге», — отчеканил пророк. — Таков был посыл Адаму, Еве достались следующие слова: «Если хочешь потерять себя, сотвори себе кумира». Не дурно, правда? — Моисей неожиданно подмигнул мне. — Давай третью заповедь?

— Не поминай имя Господа всуе, — как на экзамене радостно выдал я правильный ответ.

Моисей величественно поднял палец вверх:

— Ева делает это эмоционально, даже излишне, почти бездумно, а Адам — от слабости своей, в попытке спрятаться за широкой спиной Отца.

Я недоверчиво хмыкнул, внимательный собеседник заметил эту мою реакцию:

— Думаешь, у тебя все по-другому?

— Я редко поминаю Бога вообще, а уж тем более без причин.

Моисей улыбнулся:

— Каждый раз накладывая на себя крест, просишь прощения у Бога за то, что позабыл о Нем и вспомнил только в этот момент, а, стало быть, расписываешься в собственном предательстве, иначе крест был бы наложен единожды — при крещении. Сам Господь Бог сделал это, распяв Сына Своего и наложив Крест на всех человеков.

Видимо, узрев на моей физиономии полное смятение, пророк дотронулся до плеча:

— Значит ли это, что не надо креститься, с одной стороны, и не кажется ли, с другой, что постоянное крестоналожение есть поминание Имени Его всуе?

Моисей не стал дожидаться от меня быстрого ответа, на кой я, откровенно говоря, и не был способен, а просто закончил:

— Третья заповедь для Адама звучала так: «Пустое дело — черпать из Океана, соленая лужа под ногами все равно не заменит его».

— А для Евы?

— «Не вставай в лужу — выбери Океан, хоть вода и там и там будет солена», — Моисей вытащил ступню из сандалии и потыкал большим пальцем в горячий песок, изображая вхождение в воду. Я подыграл ему, показав, что разматываю невидимые сети и забрасываю их, мы оба дружно расхохотались. Покончив через некоторое время с весельем, рыбалкой и купанием, пророк напомнил:

— Четвертая заповедь.

Я покинул несуществующий, кроме как в моем воображении, прохладный и шумный прибой и ответил:

— Помни день субботний.

Моисей, ей Богу, как ребенок, попрыгал на одной ноге, вышибая ладонью «соленую морскую воду» из уха:

— Адам «боится» Отца и оправдывает нарушение делами насущными и неотложными в надежде на прощение. Ева «флиртует» с Богом, иногда справедливо полагая, что Творец не станет сердиться на свое любимое творение, где-то слегка нарушившее Его устои.

— И как же было записано в первоисточнике? — я был весьма заинтригован.

— «Бог в сердце вечен, а разуму и дня много».

— Это Адаму, — догадался я.

Моисей согласно кивнул:

— Еве было предначертано следующее: «Бог привел тебя к Адаму через ребро, ты же приведи Бога к Адаму через сердце».

— Ты не мог ошибиться, точно помнишь слова? — переспросил я своего умудренного собеседника, перебирая мысленно смыслы