Дону, когда во главе объединенной армии на смену убитому Корнилову в апреле 1918 года встал генерал А. Деникин. Он совершил стратегическую ошибку, направив армию против местного населения и разделив свои силы на два фронта: против народов Северного Кавказа на юге и против большевиков на севере. О чем в 1920 году, перед своим отъездом в эмиграцию[312], в личном письме А. Деникину написал и барон Петр Врангель. На протяжении всей своей карьеры в должности командующего Добровольческой армией и главнокомандующего Вооруженными силами Юга России Деникин исходил из того, что Северный Кавказ для него должен был стать своего рода базовым регионом, поставляющим средства как материальные, так и людские[313]. Генерал Деникин недооценил справки и донесения, которые он получал с Северного Кавказа. Хотя в докладных записках и аналитических докладах указывалось на слабость Горской республики как государства как такового, но особо подчеркивалось, что ситуация далека от того, чтобы с наскока захватить территорию горцев[314].

По мнению русского генерал-майора Б. П. Лазарева[315], правительство горцев, эмигрировавшее в Тифлис после занятия Владикавказа большевиками в феврале 1918 года, содержится фактически на деньги самого председателя правительства А.-М. Чермоева, а также получает финансовую помощь от правительств Азербайджана и Грузии. Постоянная связь поддерживается только с Чечней и Ингушетией. Весь авторитет власти держится, по его мнению, исключительно на личном авторитете самого председателя[316]. В докладе указывается, что все части Северного Кавказа ведут себя разнородно: если кабардинцы спокойны и держат нейтралитет, то осетины-мусульмане ближе к настроениям ингушей, а осетины-христиане — к настроениям казаков. Ингушетия больше была занята выдавливанием казаков и захватом земель на равнине. В то же время Чечня была разбита на многочисленные партии и очень разрозненна, но русские чиновники и военные отмечали роль и значимое место в обществе чеченского шейха А. Митаева. В политическом отношении Чечня действовала в союзе с Ингушетией. И наконец, Дагестан с сильными туркофильскими настроениями являлся очагом напряженности между большевиками и Горским правительством. Генерал Лазарев отмечал, что у Дагестана нет возможности самостоятельно управляться, что побуждает его постоянно искать союзников со стороны[317]. Главный вывод генерал-майора Лазарева состоял в том, что он не считает Горскую республику единым и цельным организмом. Все народы, входящие в Горскую республику, самостоятельны в своих действиях. Но именно правительство Горской республики является объединяющим органом для всех этих разрозненных сил, народов и регионов края. Ценность этих докладов и отчетов состояла в том, что они предупреждали, что при любом исходе вторжение Добровольческой армии в пределы Горской республики отодвинет борьбу горцев с большевиками.

Этот драматический период в истории горцев показателен в том отношении, что поддержки у правительства среди народных масс не было. Здесь большее значение имел авторитет того или иного представителя Горского правительства, чем власти в целом. Тот факт, что захват столицы большевиками прошел в отсутствие практически всех первых лиц, занятых на Международной конференции в Трапезунде, продемонстрировал слабость власти в регионе. Горское правительство было правительством интеллектуалов, никак не связанных с народом напрямую. Отсутствие у Горского правительства горизонтальных связей с народом стало проблемой в его дальнейшей деятельности.

Процесс преобразования ЦК Союза горцев Северного Кавказа в Горское правительство был прерван большевиками. Это не имело бы таких тяжких последствий, создай правительство на местах свои представительства — в округах, уездах, селах, а этого так и не было сделано. Все было хаотично. Было правительство, но не было структур на местах, способных выполнять решения, принимаемые на уровне министров[318]. Безусловно, власти пытались предпринять меры и в этом направлении. Даже муфтий Н. Гоцинский призывал народ к созданию структур власти на уровне села и общины, чтобы не быть оторванными от властной верхушки Горской республики.

Правительство горцев пыталось координировать свою борьбу против большевиков с Грузией. В Тифлисе трезво оценивали события, происходящие на Северном Кавказе, и понимали, что с падением Горского правительства наступят сложные времена и для Грузии. В ответ на просьбу горцев оказать военную помощь в начале февраля 1918 года грузины пытались выделить горцам летательные аппараты для создания особого авиационного отряда для Северного Кавказа[319]. Это сотрудничество продолжалось все время, пока существовала независимая Грузия, то есть до начала 1921 года, и тянулось в эмиграции вплоть до начала Второй мировой войны.

1918 год должен был стать своего рода экзаменом, показывающим, насколько новая власть готова взять ситуацию в свои руки. В конце февраля пришло осознание того, что участие в Союзе Терско-Дагестанского правительства и Юго-Восточного союза не приносит ожидаемых плодов. Правительство Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана на совместном заседании с Облсоветом на фоне надвигающейся опасности принимает решение о поиске путей объединения с Закавказьем. Для решения этого вопроса была официально сформирована делегация в составе А.-М. Чермоева, Г. Баммата, З. Темирханова и М.-К. Дибирова. Они должны были провести встречи в Берлине, Константинополе, Вене и в Софии для решения вопроса о том, как организовать это объединенное политическое и экономическое пространство[320]. Безусловно, Грузия и Азербайджан выглядели более привлекательными как в политическом, так и в военном отношении по сравнению с разрозненной Горской республикой с ее многочисленными проблемами с казаками, с уже оспаривающими власть большевиками, с претензиями представителей Белой армии. В силу того, что члены правительства были людьми из различных политических и социальных групп, в подходе к тем или иным событиям они были далеки от единодушия. Даже в феврале власть не была уверена, что способна удержать ситуацию, и рассматривала вариант тесного союза с Закавказьем. Данный союз мог бы быть противовесом Юго-Восточному союзу и казачеству в целом.

При этом горцы не хотели учитывать то обстоятельство, что такой союз ослабил бы Закавказский край и перед Белой, и перед Красной армиями. Поэтому Тифлис не был готов принять территорию за Главным Кавказским хребтом с распростертыми объятиями. Неокрепший и еще до конца не определившийся со своими планами, он не хотел иметь нового врага в лице большевиков или Белой армии.

Но первыми слабость Горского правительства поняли именно большевики, которые внесли разлад, предложив малоземельным ингушам решить проблему безземелья за счет земель четырех казачьих станиц в Сунженском отделе Терского казачьего войска. Большевики, имевшие свои проблемы именно с казачеством по всему Северному Кавказу и Дону, определились в том, что для союза с горцами принесут в жертву казачество[321]. Это стало ясно уже к началу 1918 года, и какой-либо корректировке данная стратегия большевиков не подвергалась вплоть до