я вообще молчу. Здоровой ногой стою на этой чёртовой ступеньке, больная нога болтается. И всё это напоминает извращённую пытку.

— Могли бы и скамейки поставить. — заныла я.

— Куда? На лестнице? — снова вмешался парень.

— Не с тобой разговариваю.

— А ты чушь не неси, и кстати, около кабинетов есть скамейки.

— Ага, для тех, кто выжил.

Простояв в очереди ещё час с небольшим, Октябрина, наконец-то, помогла мне добраться до стула в кабинете врача.

— Упала, теперь нога болит.

Врач кинул быстрый взгляд на мою ногу, взял клочок бумажки, что-то написал своим неразборчивым почерком и протянул мне.

— Идите на рентген.

Направление брать не стала, смотрю на него.

— А посмотреть?

— Я уже посмотрел.

— Ну вы не пощупали!

— Что я, женских ног не щупал. На рентген идите, сказал же.

Октябрина взяла направление, и тут же возмутилась:

— Но это другой район.

— У нас рентген сломался.

— То есть деньги на ремонт вы нашли, а на рентген нет? — Во взгляде Рины появилось что-то такое, что давало понять — она готова убивать.

Пожилой врач пожал плечами и философски заметил.

— Ну, сломался и сломался, что, теперь нам стены не красить? Идите, не задерживайте очередь. Потом со снимками вернётесь.

— Объявление вешать не пробовали? — не унималась Октябрина.

— Отклеилось, и кстати, около калитки стоит стойка с объявлением, только почему-то все через парковку заходят и не видят его.

— А вы попробуйте поставить около входа в травматологию, тогда заметят, — проворчала я и гордо поскакала на выход.

— Ещё ни одна сволочь, выходящая из кабинета, не сказала, что рентген не работает. — возмутилась и уже громко, чтобы услышало как можно больше людей, добавила. — Здесь рентген не работает.

— А что молчали?

— Раньше сказать не могли?

— И что теперь делать?

Сразу полетело со всех сторон.

— Вот поэтому никто и не говорил, — прошептала Рина и повела меня подальше от разгневанной публики.

Ага. Будто это я объявление не повесила. Я же как лучше хотела, а они…

Обидненько стало.

— Поехали в платный травмпункт. Второго бесплатного я не выдержу.

— Не надо, Рин. У меня денег нет и с работой катастрофически не везёт, как и по жизни, впрочем. Сможешь довезти меня до больницы? Я там одна справлюсь.

— Оставь тебя, бедовую, ты же не только ногу сломаешь, но и голову проломишь.

Промолчать не могла? Обязательно обижать надо было? В долгу не осталась.

— У тебя глаз один не накрашенный.

Вот. Сказала и легче стало, ещё показательно отвернулась, а то чуть что, сразу бедовой обзываться.

В платной больнице мы управились быстро и рентген сделали, и врач гипс наложил, даже подсказал, где костыли напрокат можно взять.

— Тебя куда отвезти?

— Высади где-нибудь в городе.

— И что скакать будешь в общественном транспорте? Говори уже, где живёшь, не беси.

— Раз бешу, то здесь выйду.

— Дурная! Тебе помочь пытаются, а ты?

— А я помощи не просила.

— Ага. Ещё скажи, что ты в ней не нуждаешься.

— Не нуждаюсь. — и нос повыше задрала, всем видом показывая, что не нуждаюсь.

— Тогда чего ты ни свет ни заря в грязи сидела.

— Захотелось.

— Лучше бы ты головой приложилась, может, поумнела бы.

— Открой дверь.

Но эта вредная курица даже слушать меня не стала, загорелся зелёный, и она поехала куда-то в только ей известном направлении.

— Ненавижу помогать людям. Никогда и никто не скажет спасибо. Только корчат гордых, мол, и сами бы справились. Так если бы сами справились, спрашивается, чего не справлялись. Каждый раз уговариваю себя не помогать, но нет, жалко же. Вдру, что случилось у человека, — бубнила Октябрина, — а у человека и случилось: мозг заморозился, извилины шевелиться перестали.

— Может, хватит меня оскорблять?

— Ещё и не начинала.

— А сейчас что делала?

— Рассуждала вслух. Так расскажешь, что ты делала на улице в такую рань?

— Из дома ушла. Точнее, я жила и работала в одном месте, но решила уйти оттуда, думала, домой уеду. До станции шла, но решила на «сарай Ленина» посмотреть.

— Нашла на что смотреть.

— А что? Я его не видела.

— Ну ты бы ещё до шалаша сходила.

— А что и шалаш есть?

— Ладно, так и быть, покажу как-нибудь. Возвращаться на работу не хочешь?

— Не хочу.

— У меня комната две недели пустовать будет, можешь пока там пожить. Работу тебе придётся самой искать.

— Спасибо.

— Ого. Я не ослышалась.

Мотаю головой.

— Ну ладно, пожалуйста. Где вещи оставила?

— Нигде. Я сумку потеряла.

Пришлось рассказать Октябрине о своих приключениях.

— Ой, дурная! Вот точно лучше бы ты головой приложилась! Таких безответственных я ещё никогда в своей жизни не видела.

— Да почему все говорят, что я безответственная? Нормальная я.

— Нормальная не оказалась бы в такой ситуации. Ладно, поехали ко мне сначала, отдам что-нибудь из старых вещей.

— Спасибо.

— Спасибо-спасибо, — передразнила меня Рина. — Научишься включать голову, перестанешь испытывать неловкость. С волосами тоже трагедия или решила выделиться из толпы.

— Покрасилась, а оно вон что получилось. Невезучая я.

— О, нет. Ты везучая. Потому что другого объяснения, как ты дожила до своих лет со своей дурной головой, у меня нет.

— Да хватит меня оскорблять.

— А я и не начинала. Ладно, не расстраивайся. Сейчас и с этим что-нибудь придумаем.

Октябрина жила в небольшом одноэтажном доме из дерева. Стены выкрашены в ярко-красный цвет, крыша тёмно-серая, перед домом небольшая парковка, по периметру вдоль забора натыканы туи.

— Красиво.

— Ага, сами старались. Пошли.

Я поковыляла к дому, с костылями и гипсом, конечно же, проще, чем было утром. Внутри, наоборот, оставили естественный цвет дерева. Везде стояла деревянная мебель, белая с резными рисунками. Уютно и мило, особенно после склепа Дани.

— Блин, дома краски почти нет, всё на работе, придётся выбирать из того, что есть.

— Может, не надо?

— Надо. Я профессиональный колорист, а при виде твоей зелени, мои глаза просят пощады. Ты какой хотела быть?

— Блондинкой. Как у тебя.

— Не пойдёт. Сольёшься и будешь скучной молью.

— А какой тогда?

— Рыжей будешь. Тебе и по характеру пойдёт.

— Не хочу рыжей быть.

— У тебя выбор невелик: зелёная или рыжая, хотя могу на лысо.

Я скептически посмотрела на Рину.

— Что так смотришь? Стильно, модно, молодёжно. Давай садись на стул.

— Только не налысо, ладно?

— Ну ла-а-адно, уговорила, будешь рыжей.

Октябрина оказалась права: рыжей мне хорошо. Как пришибленная пялилась на своё отражение, если бы не гипс, можно было бы отправляться мужские сердца покорять.

— Отлично, теперь пойдём шмотки смотреть. А муж ещё ругался, что я никак не выкину этот хлам, а он вон пригодился.

Рина достала два огромных баула, которые