– Если отдашь пару комнат на этом этаже моим гостям, стану твоей девочкой на побегушках, – предлагаю я. – Тебе больше никогда не придется спускаться вниз.

– Ни за что, – цокает языком он.

В этот момент я замечаю кучку использованных меламиновых губок в той комнате, откуда он только что вышел. Они лежат как раз перед богато украшенным шкафом из слоновой кости, точь-в-точь как тот, что у меня внизу, и вмонтированное овальное зеркало в дверце отражает мое перекошенное лицо.

– Ах ты лжец!

Уэсли поворачивается в ту же сторону, проследив за моим взглядом.

– Ах, эти губки. Прости, я как раз использовал последнюю.

Выхватываю салфетки у него из рук и швыряю в кухонный лифт.

– Они все равно мне были не нужны, – хватает у него наглости сообщить мне вслед, пока я топаю вниз с такой силой, что наверняка еще больше штукатурки осыпается на только что подметенный пол.

После нашего решения работать весь обед и ужин, питаясь просроченными кренделями Вайолет и сладким чаем Уэсли (которым он делился, сам того не ведая), общественные настроения в «Падающих звездах» скакнули с «раздраженных» до «вне себя от гнева».

Уже опускается ночь, но я не хочу сдаваться первой. Заглянув украдкой пару раз, я теперь знаю, что наверху у него четыре комнаты аж сверкают. Но какой смысл в миллионе комнат, если не собираешься оставлять в них никакой мебели? Там так пусто, что уже жутко. Даже мысли эхом отражаются.

– Нужно снова включить электричество, – замечает Уэсли, когда наконец неуклюже спускается по лестнице в последний раз. Понимаю, что на сегодня он закончил, так как все мусорные мешки принес с собой. Невыносимо воняет хлоркой – это возвращает меня во времена спа-комплекса и его въевшегося запаха.

Слава богу, этот день закончился. Бросаю свою раздвижную метелку из перьев и оседаю по стеночке.

– После аукциона и распродажи, надеюсь, у нас останется достаточно денег на бассейн, – размышляю вслух я.

Слышится сдавленный смешок.

– Нам повезет, если денег хватит оплатить новые полы, окна, трубы и отделку стен внутри. Единственный бассейн, который ты сможешь себе позволить, – детский надувной из магазина «Все за доллар».

– Пессимист.

– Хоть один из нас должен быть реалистом.

– Понимаю, – тяжело вздыхаю я. – Ты просто мистер Реальность, не выносишь даже намека на позитивные вибрации или причуды, но знаешь что, приятель, меня уже начинает от тебя трясти.

– Мистер Реальность? И в какую же супергеройскую лотерею я проиграл? И к твоему ограниченному сведению, не ты одна хочешь, чтобы поместье процветало. – Да-да, его приют для животных. Который, кстати, никакой выгоды никогда не принесет. И это я же непрактична?

Уэсли продолжает подсчитывать траты: электрик, новая изоляция, которая, поучает он, позволит нам в долгосрочной перспективе сэкономить на отоплении и кондиционерах, что я и так знала. Вот же любитель учить жизни. Предлагаю установить солнечные батареи и прямо вижу, как он с завистью жалеет, что идея пришла не ему в голову.

– И кухонный подъемник надо починить, – отмечает он. Хочется как-нибудь съязвить на эту тему, но я слишком устала.

– А еще нужно нанять настоящего ландшафтного дизайнера, – добавляю я.

– Я и есть настоящий ландшафтный дизайнер.

Трава по пояс в пяти метрах от особняка сгибается от хохота.

– В самом деле? Не парк вокруг, а настоящий бардак.

– Это экосистема.

Примитивное оправдание царящему вокруг хаосу.

– Вот когда я сюда приезжала, – небрежно начинаю я, а он уже так часто слышал эту фразу, что сразу закатывает глаза, – сад был в безупречном состоянии. Аккуратные живые изгороди. Подстриженная трава. Фиалки, розы, множество других прекрасных цветов – прямо на виду, а не где-то под сорняками.

– Это не сорняки, – взмахивает рукой в сторону стены он, будто у меня рентгеновское зрение, и я вижу что там, снаружи. – Это вейник. Облачная глицерия.

– Выглядит кошмарно.

– Уф. Я не… ты просто… – Уэсли запускает руку в волосы. Учитывая, как часто он это делает, к концу недели получит залысины.

– Что? Все так и есть. Ты хоть что-то о садоводстве знаешь? Люди обычно сажают растения, на которые приятно смотреть. Тюльпаны. Львиный зев. Пришлю тебе ссылку.

– Вайолет дала определенные инструкции: посадить эти растения в большом количестве, как виды на грани уничтожения, вместе со спиреей виргинской, сиверсией ледяной и смолевкой, потому что спасти их гораздо важнее, чем поддерживать аккуратные бордюры из изгородей. Пришлю ссылку тебе.

– Вот как. – Выпрямляюсь в полный рост, но совсем этого не ощущаю.

А Уэсли будто еще выше становится, забрав себе мои только что потерянные сантиметры.

– Вайолет стремилась сохранить природу. Не знаю, что было, когда ты сюда приезжала, но меня она наняла как раз после того, как услышала о сокращении количества пихт Фразера и женьшеня в парках. Она чувствовала свою ответственность с таким количеством земли в распоряжении и считала, что должна возместить урон, нанесенный людьми. – Разгорячившись, он уже не может остановиться. – Красивые ли они? Не обязательно. Иногда хаос требуется для более важной цели.

– Но ты же хочешь все расчистить, ты сам сказал. И устроить дом престарелых для каких-то свинок.

– Во-первых, ты уже который раз упоминаешь свиней. Хоть однажды я сам об этом сказал? – запальчиво огрызается он. – Не то чтобы я не собирался их привозить, но ты все талдычишь именно об этом… – Он машет рукой. – Забудь! Все вырубать и скашивать я точно не собираюсь, всего пару гектаров, и растений под угрозой исчезновения это не коснется. Часть территорий – дикие земли, их можно облагородить, не влияя на окружающую среду.

– То есть… хочешь сказать, часть собственности просто чахнет в запустении.

– Считаешь, что это запустение? – Наклонив голову, он делает шаг ко мне: челюсти сжаты, на скулах появляются желваки. Еще шаг, уже слишком близко. Ничего себе. Когда его глаза вот так сверкают, они уже не напоминают искрящуюся газировку или поблескивающие на солнце медные монеты. Это кинжалы, отражающие свет звезд. Раньше он никогда не нарушал мое личное пространство, будто я огр, от которого все отшатываются – значит, я действительно задела больное место.

– Ты понятия не имеешь, сколько труда я вложил в это место. Убирал быстро разрастающиеся виды, сажал цветы, чтобы привлечь птиц на грани вымирания. Поставил больше сотни ульев для местных пчел-опылителей. В каждом безумии есть свой смысл.

В голову не приходит ничего более умного, кроме как ответить:

– Ладно, но выглядит все равно так себе.

Если бы я умела читать ауры, наверное, сказала бы, что у Уэсли она сейчас чернее ночи. Он смотрит на меня совершенно диким взглядом чуть дольше необходимого, взбудоражив всю мою нервную систему. Автоматическая реакция – улыбнуться, и он определенно понимает ее неправильно: раздраженно отворачивается и уходит, а потом не разговаривает со мной несколько дней.