– Если бы хотели шарахнуть, то шарахнули бы наверху, – не согласился второй солдат – Шуберт. – Зачем для этого спускать нас в яму? Нет, это не могила. Это, похоже, тюрьма.

– И зачем мы им нужны живыми? – не понял Коллинг.

В это время сверху послышался шум, и в яму спустилась веревка с привязанной к ней корзиной, в которой была вода и, похоже, какая-то еда. Коллинг удивленно хмыкнул и выгрузил содержимое корзины.

– Вот, – проворчал он, – даже еды и воды подкинули. Какие, оказывается, милые, эти вьетконговцы. Между прочим, я, кажется, догадываюсь, к чему вся эта их доброта. Точно, догадываюсь!

– И к чему же? – безучастно поинтересовался третий солдат – Хоккеист.

– А к тому, чтобы нас линчевать в торжественной обстановке, вот к чему! Устроят какой-нибудь радостный праздник линчевания. Например, сдерут с нас шкуру – как мы с их убитых там, в джунглях… Или что-нибудь в этом роде устроят. Оттого-то нас сразу и не расстреляли. Готовятся…

– Не мели ерунды, – возразил Хоккеист. – Тут что-то другое.

– Нет, а для чего тогда приперли двух наших убитых? – в свою очередь возразил Коллинг, и в его голосе послышалось раздражение.

– И для чего же, по-твоему, их приперли? – ухмыльнулся Хоккеист.

– Для ритуалов, вот для чего!

– Для каких еще ритуалов?

– Для торжественных, вот для каких. Наверно, у вьетконговцев есть какой-нибудь обычай…

– Нет, тут что-то другое, – сказал Хоккеист.

– Может, ты скажешь, что именно? – злобно спросил Коллинг.

– Я скажу, – вмешался в разговор сержант Кларк. – А вы заткнитесь.

– Слушаемся и повинуемся! – комично поклонился Коллинг. – Говорите, сержант, ваши мудрые речи!

В другое время и в другой ситуации подобный тон не прошел бы для Коллинга даром. Уж Кларк бы ответил на него должным образом! Впрочем, в другое время Коллинг и не посмел бы говорить с сержантом Кларком таким тоном. Но сейчас было то, что было, оттого Коллинг и осмелел. Отчаяние и близость смерти придали ему смелости.

– Дурак, – сказал Кларк Коллингу. – И ты, Шуберт, тоже дурак. И ты, Хоккеист. Вы видели, кто маячил рядом с этими вьетконговскими рожами?

– И кто же? – вкрадчиво спросил Коллинг.

– Другие рожи, похожие на наши, – сказал сержант. – И в плен нас взяли не вьетконговцы, а именно они, эти самые рожи… Я так думаю, что это русские.

– И откуда они тут взялись? – недоверчиво спросил Коллинг. – Что они тут забыли?

– А это ты можешь спросить у них, – усмехнулся сержант. – Когда они поволокут тебя на допрос.

– На допрос? – спросил Хоккеист. – На какой еще допрос?

– А ты думаешь, почему они нас до сих пор не расстреляли? – в свою очередь спросил Кларк. – Для того чтобы допросить, а не для каких-то там ритуалов. Здесь война, а не Хэллоуин.

– Ну да, допросить! – злобно оскалился Коллинг. – Так я им и ответил на их вопросы!

– А это смотря как они будут тебя спрашивать, – скривился сержант. – Если так, как мы спрашиваем у пленных вьетконговцев, то ответишь, куда ты денешься. Так что не корчи из себя героя и заткнись. Все заткнитесь. Мне надо подумать.

– О сержант! – насмешливо произнес Коллинг. – Оказывается, вы умеете думать! Вот уж не предполагал. Если бы вы умели думать, то, может, мы сейчас не были бы в этой яме!

– Заткнись, – повторил сержант. – Вот, лучше попей вьетконговской водички. Пока с тебя не сняли шкуру и не выпустили наружу твои потроха.

Кларк сел, прислонился к стене ямы и закрыл глаза. Ему и вправду сейчас хотелось подумать. О чем или о ком? О своей жизни и о себе. О чем же еще думать, когда ты в плену? Нет, он не жалел, что угодил в плен. На войне кто кого перехитрит. До сих пор он, сержант Кларк, был хитрее своих врагов. Но вот так случилось, что враги перехитрили его. Что ж, когда-нибудь это должно было случиться.

А еще война – это случайность. Вроде игры в карты. До сей поры судьба, тасовавшая колоду, выбрасывала Кларку вполне приличную карту. Но, опять же, не может такого быть, чтобы в руки тебе попадали сплошь тузы. Когда-нибудь должна была попасть и мелочь. И вот она попала. И, опять, о чем здесь жалеть и кого винить? Судьбу? Ну так это дело бессмысленное. Судьба – это глухой и слепой банкомет. И к тому же совершенно бесстрастный. Ей не видно и ей все равно, какому игроку выпадает какая карта. Таковы правила игры с судьбой. И коль ты игрок и ты сел за стол, то ты должен знать эти правила и быть с ними согласным.

Винить самого себя? Пожалуй, в этом есть какой-то смысл, но что с того толку? Опять же, здесь судьба сдала Кларку конкретную карту – карту солдата. Так получилось, и, пожалуй, никак иначе быть и не могло. Жизнь в маленьком, затерянном в самой глубине необъятной страны городишке, постоянная нужда и постоянные попытки из нее выбиться… И осознание, что как ни старайся и ни надейся, а все равно от нужды не избавишься. Образно выражаясь, как ты ни уповай на счастливый случай, а слепой и бесстрастный банкомет все равно выдаст из своей колоды самую никчемную карту. А тут еще она, девчонка по имени Мадлен. «Разбогатеешь – тогда и стану твоей женой! А нищий – для чего ты мне нужен? Я хочу жить. А не считать каждый цент!» И попробуй возрази ей, что она не права. Права самой беспощадной правотой, такой правотой, у которой нет никаких других вариантов…

И тут-то судьба выдала наконец Кларку перспективную карту. Случилась война. И какая разница, что война велась на другом конце света, непонятно, ради чего, с народом, о котором Кларк прежде и не слыхивал? Война могла принести Кларку деньги, а значит, и возможность выбиться из нужды. И, может быть, взять наконец в жены строптивую девчонку по имени Мадлен. И Кларк отправился на войну.

Он не был жестоким человеком, ему не нравилось убивать, но и у войны были свои несокрушимые правила. Оказалось, что война – это тоже банкомет, и ее абсолютно не интересовало, каков у игрока характер, что он думает и чувствует. Сел за стол, получил на руки карту, так играй и старайся выиграть, непременно старайся выиграть, потому что проигравших ждет незавидная участь. Проигравшие выбывают из игры, и во второй раз сесть за игральный стол было невозможно.

А играть на войне означало в первую очередь выполнять приказы. Какими бы они ни были. И главный приказ здесь