Кроме этого неожиданного при его тогдашней комплекции и бесспорно полезного качества, Марик тогда ничем особым не отличался: как и все они, ругал власть и строил грандиозные планы на будущее. Рудаки не встречал его давно – как-то виделись они вскоре после того, как развалилась Империя, и тоже тогда строили, помнится, грандиозные планы, упоенные неожиданно свалившейся свободой, а с тех пор не виделись, поэтому воспользоваться удачной для его предприятия встречей Рудаки смог не сразу – потащил его Нестантюк в дорогущее кафе и начал подробно рассказывать о своих творческих свершениях. Наконец он иссяк, и Рудаки смог вставить слово:

– Послушай, Марик, ты не мог бы достать мне одежду – какую-нибудь старую, шестидесятых-семидесятых годов, костюм какой-нибудь, плащ?

– Плащ? – почему-то надежда губернского искусства зацепился именно за плащ. – Плащ, наверное, будет трудно, а костюмы – пожалуйста, хотя плащ тоже можно будет попробовать, – и наконец задал вопрос, к которому Рудаки готовился заранее, пробовал разные варианты ответа, но так ничего убедительного и не придумал: – А зачем тебе?

– Понимаешь, – ответил Рудаки, – тут мы с группой товарищей пьесу поставить затеяли – ну ты же знаешь мою компанию: Шварц там, В.К., – производственную пьесу семидесятых, так, смеха ради, и костюмы нужны.

Версия была самая дохлая – Рудаки сразу ее отбросил как неубедительную, когда пробовал разные объяснения, а тут она взяла да и выскочила.

– А где будете играть? – заинтересовался Нестантюк. – И что за пьеса?

Приходилось врать дальше:

– У В.К. дома будем играть, среди своих. А пьеса Арбузова на производственную тему, как называется, я не знаю, это В.К. подобрал – говорит, смешно должно получиться на фоне сегодняшних рыночных реалий, что-то там про комсомольцев-энтузиастов.

– Вы вроде староваты для комсомольцев, – усомнился Нестантюк.

– Может, и не про комсомольцев, – продолжал врать Рудаки, – но про энтузиастов точно.

– Не забудьте меня пригласить.

– А ты не уезжаешь? – с надеждой спросил Рудаки.

– Как я могу уехать?! – возмутился метр. – У меня же «Гамлет» в постановке.

– Раз не уезжаешь, конечно, пригласим, – терять Рудаки уже было нечего, – мы тебя и раньше, до постановки пригласим для консультации по сценическому решению и реквизиту. Кстати, о реквизите. Костюм когда ты сможешь достать?

– Костюм? – удивился Нестантюк. – Тебе что, один костюм нужен?

– Да нет, – спохватился Рудаки, – несколько, конечно. Сколько точно, я не знаю – это после читки выяснится, когда В.К. пьесу представит, – тут его посетило вдохновение. – Но пока и один не помешал бы. Так сказать, чтобы почувствовать атмосферу того времени, поносить, может быть, немного, свыкнуться.

Недаром говорят, что чужой энтузиазм заразителен – Нестантюк посмотрел подозрительно, пожевал верблюжью свою губу и наконец сказал:

– Ну, ладно. Пошли в театр – выдам я тебе костюм пока под честное слово где-то на недельку, а потом другие уже в реквизитном цехе в аренду возьмешь, за деньги. Ничего, – поспешно уточнил он, – деньги там небольшие.

– Вот спасибо, – сказал Рудаки, – удача какая, что я тебя встретил.

– Не за что, – важно ответило губернское светило.

Когда они вернулись в театр, Нестантюк торжественно прошествовал через проходную, а Рудаки, конечно же, попытались задержать, но метр небрежно бросил:

– Этот со мной.

И Рудаки, нехотя и не скрывая разочарования, пропустили.

Рудаки вышел из театра с большим пакетом, в котором был темно-синий ретро-костюм с жилетом и в придачу к нему коричневая фетровая шляпа в стиле Грегори Пека, и чувства у него были, как говорится, смешанные. Был он доволен, что так ему повезло и удалось без особых трудностей раздобыть костюм для решительного проникновения, но и совесть мучила – правда, не очень, – что пришлось ему наврать для этого с три короба и вранье его может легко обнаружиться, встреть Нестантюк В.К. или кого другого из общих знакомых, мучила его совесть еще и потому, что не известно, когда он из проникновения вернется (если попадет туда), и не известно, в каком виде, – опыт первого проникновения не настраивал на оптимистический лад.

Но все это было полбеды, а вот куда деть костюм до проникновения – это действительно была проблема и решать ее следовало немедленно.

Так он и стоял какое-то время возле театра, прислонясь к парапету подземного перехода и положив на этот парапет свое недавнее приобретение, курил и думал, куда деть костюм. Сразу возникла мысль отнести его к В.К. и попросить пока подержать, но для этого, во-первых, надо было придумать какое-то объяснение, а врать ему не хотелось, во-вторых, потом, когда решит он отправиться в прошлое, надо будет этот костюм надеть и в таком виде выйти, и вот тогда уж придется В.К. все рассказать и ни о каком проникновении после этого и думать нечего – начнут они опять с В. К. спорить и закончится все, скорее всего, выпивкой или ссорой.

Не известно, сколько он простоял бы так, если бы на улице, где он стоял, не возникла автомобильная «пробка».

Рудаки рассеянно смотрел на завывающее и воняющее стадо, когда рядом с ним остановился прохожий и сказал:

– Ну вот, началась эвакуация. Завтра город пустой будет.

Он вспомнил, что сегодня пятница и что народ едет на дачи, и потому такое движение и «пробки». И тут у него в голове что-то щелкнуло, и он вспомнил, что и у него есть дача, и проблема хранения ретро-костюма может быть решена оптимальным образом.

Правду говоря, дача эта была не совсем его, точнее, совсем не его, а была это дача одного его приятеля, который два месяца уже как уехал в Польшу на заработки и попросил его за дачей присматривать по мере возможности. Возможность эта как-то до сих пор не представилась – то это мешало, то то, и Рудаки туда так и не съездил, но угрызениями мучился и сейчас обрадовался, что вспомнил про приятелеву дачу, – очень кстати выходило: и дачу проверит, и костюм есть где оставить, и в проникновение с пустой дачи уйти куда легче, чем под насмешливым взглядом В.К.

Дачный поселок, в котором находилась дача его приятеля, похоже, доживал последние дни. Когда-то была эта дальняя окраина города, возле старого кладбища, но теперь поселок оказался среди нового городского района и пройдет немного времени и сады вырубят, дачи снесут и на их месте вырастут многоэтажные башни.

В поселке царило полное запустение – многие дачи стояли заколоченные, участки заросли травой и дикими кустами и лишь возле некоторых домов возились люди – в основном жгли листья, поэтому в воздухе стоял так любимый Рудаки запах прелых осенних листьев и дыма – запах поздней осени.

Потратив довольно много времени на поиски ключа – приятель говорил, что будет он лежать под крыльцом, но там его, конечно же, не оказалось, – Рудаки на всякий случай подергал дверь, и она легко открылась. В доме явно кто-то побывал – он понял это сразу, в комнате на столе лежала газета с остатками какой-то еды, а диван был застелен одеялом и второе одеяло лежало комком сверху. Однако большого беспорядка не наблюдалось, и вроде ничего не украли – насколько помнил Рудаки, все нехитрое дачное хозяйство его приятеля было на месте, даже старый телевизор по-прежнему стоял на шаткой тумбочке у окна.