– Чего не можем? – сочувственно спросил Гэрри.

– Уехать от мамы, – выдохнула Поли.

Гэрри слегка усмехнулся, удивляясь наивности дочки.

– Нет, зайчик, не можем. Мы ведь полноценная семья, помнишь? Сью любит тебя, но иногда в ней просыпаются демоны и она ведет себя…немного странно. Мы через это пройдем, вылечим твою маму.

– Может и меня надо вылечить? Сью сказала, что у меня проблемы с головой, – продолжила Поли. – Энци…энци…

– Ах, энцефалопатия, – догадался Гэрри. – Такой диагноз ставят всем детям, чтобы родители лучше следили за своими детьми.

– То есть я здорова?

– Ты в полном порядке, зайчик мой, – улыбнулся Гэрри. – Расскажи-ка лучше, что у тебя с учебой? Все еще не понимаешь математику? Мы ведь в прошлом году занимались, помнишь?

– Да, я помню. Просто не идет…я стараюсь, но ничего не выходит. Миссис Джардин говорит, что у меня лучше развито правое полушарие, которое отвечает за интуицию. А еще я неплохо рисую. Она это тоже отмечает.

– Да, я видел твои рисунки, – согласился Гэрри. – Может тебе и нужно знать в совершенстве математику? У каждого человека свое предназначение.

– Наверное, – Поли застенчиво подняла уголки губ. – Постараюсь не разочаровать вас с мамой.

– Умница. Но школу ты все-таки должна закончить, поняла? – серьезным тоном добавил Гэрри. – Посмотрим, может быть получится отправить тебя в художественную школу.

– Спасибо, папа!

Беру свои слова назад. Гэрри был не так уж плох по сравнению с его больной женой. Вот уж кого надо было отправить в дом слёз, так это Сью Мейден. Но, с другой стороны, кто я такой, чтобы судить незнакомых людей? Мне просто жаль маленькую Поли. Пока что она не замечает моего присутствия, но когда-нибудь ее способности проявятся. Если она нападет на меня, то я отправлюсь бродить по миру Юргена Лаоса в поисках маны, чтобы вернуться в дом слёз и сказать Поли большое спасибо. Винсент меня предупреждал, что пить чужие слезы опасно. Но я обязан выяснить, что произошло с бедной Поли, когда она вернула себе память и встретила Виктора Бормана.

Воспоминание 8

В две тысячи втором году Поли исполнилось пятнадцать лет. Несмотря на трудное финансовое положение семьи, она каждый понедельник, среду и пятницу посещала художественную школу. При этом успевала подрабатывать с восьми до десяти часов вечера уборщицей в небольшом продуктовом магазинчике напротив дома. Сью продолжала расти в размерах, пялясь в экран телевизора, где круглые сутки транслировали первый сезон «Клиники». Гэрри читал газеты, изредка заглядывая в новые выпуски журнала «Ридерз дайджест». Бланки играл в солдатиков (хотя, на секундочку, он был старше Поли на три года), отрывая конечности южноафриканским захватчикам, вознося американский флаг над сухим материком.

– Получайте! Получайте! Получайте, черные! – визгливо кричал он.

У этого юного и мерзкого расиста была отдельная комната на первом этаже, оборудованная старым телевизором и игровой приставкой «SEGA», что было непозволительной роскошью для малобюджетной семьи в то время. Поли же достался чердак, скромно обустроенный и мрачный, способный похвастаться лишь одинокой лампочкой на ветхой деревянной крыши и старым столом из ДСП, расположившимся в самом центре (в любом другом месте свет бы просто не смог дотянуться до стола).

– Ты чужая, – говорил Бланки. – У тебя темные волосы. А у папы и мамы каштановые. У индианок волнистые и блестящие волосы. Или у африканок. Тебе не место в нашей стране, проваливай!

Четыре года совместной жизни с Бланки не прошли бесследно. Время беспощадно впитывало в себя «давайте выгоним Поли из дома», и «отдай мне мой дневник, Бланки», и даже «смотрите, у Поли месячные, месячные, месячные, заткните кто-нибудь ее кран». Все четыре года, наполненные болью и унижением, готовы были вырваться из Поли наружу при первой же удачной возможности.

Она заметно изменилась за четыре года. В ее сердце уже вовсю горел огонь. Во снах она путешествовала по миру мертвых, пытаясь найти отца, подозрительно поглядывая в мою сторону, словно догадываясь, что за ней кто-то ведет слежку. Мне особенно отчетливо запомнился день, когда в милой и безобидной Поли зажглась искра злобы. Это случилось двадцать пятого декабря две тысячи второго года, в шесть вечера, когда часовая и минутная стрелки застыли на одном месте.

– Бланки! Отдай, это моё!

– Ха-ха, сними с себя одежду и покажи, что спрятано под ней. Тогда отдам.

– Ты с ума сошел?! Кретин!

– Я жду. Считаю до пяти. Один. Два. Неужели тебе не нужна эта бумажка?

– Бланки, пожалуйста, отдай мне мою картину. Я ничего тебе не буду показывать.

– Три. Четыре. Пять. Кто не снял одежду, я не виноват!

Чумазыми смуглыми лапами Бланки растянул бумажный лист с рисунком. Прозвучал сухой треск…и картина Поли разошлась на две одинаковых части. И тут малышка внезапно почувствовала сильное жжение в груди, как будто внутри нее зажгли факел. Невыносимая боль прошла по всему ее хрупкому женскому телу.

– Ты…мерзавец, – сквозь зубы выдавила Поли, упав на колени. – Я тебя ненавижу…

– Ненавижу! Ненавижу! И что ты мне сделаешь? – дразнил ее Бланки. – Все равно родители больше любят меня!

– Бланки…

– Заткни свою щель! – перебил ее Бланки. – Женщины из южноафриканских стран, между прочим, должны на коленях ползать и благодарить за право жить вместе с коренными неверонцами.

Он прыгал от радости и плясал вокруг Поли, как шаман возле костра, размахивая бумажным листом.

– За-ткни-щель. За-ткни-щель. За-ткни-щель.

И тут в глазах Поли загорелись таинственные огоньки, мана вспыхнула внутри и цепной молнией пробежала по каждому нерву. В следующую секунду Бланки подлетел в воздух, словно куча тряпья, и с грохотом упал вниз.

– Что это было?! – завопил Бланки. – Это ты сделала?! Я все расскажу матери!

Но внутри Поли уже вовсю горел огонь. Она быстро приблизилась к брату, взяла его за волосы и, подняв его над собой, ужасным, совершенно чужим голосом проговорила:

– Только попробуй еще раз прикоснуться к моим картинам или закинуться про одежду, я переломаю тебе все пальцы. – Она неожиданно удирала Бланки в область паха, отчего тот судорожно задрыгал ногами. – Ты уяснил?

Бланки хотел было закричать, но Поли резко выхватила у него клочок бумаги и грубо затолкала ему в рот.

– Заткни свою щель, – медленно проговорила она. – А теперь проваливай к своей мамочке.

В тот момент во мне заиграло приятное чувство. Поли – дочь короля мертвых – наконец проснулась, затмив собой милую пай-девочку, крохотную и беззащитную «поли». Я был этому несказанно рад. Добро должно быть с кулаками, как и девушка – с особым стержнем. Даже если откинуть магию, ману (все сверхъестественное), в наше время женский пол должен уметь защищать свои границы. И не стесняться бить в лицо каждому мерзавцу, который решит посягнуть на их свободу.