К кому подойти? Как обратиться? Какими словами начать расспросы, если даже не знаешь, что Ванда могла делать в монастыре? Наверное, нас и слушать никто не станет… С некоторым беспокойством я покосилась на Беса. Вот кому совсем не место в духовной обители.

– Ты хоть в церкви был когда-нибудь? – спросила я.

– Был один раз, – подумав с минуту, сказал Яшка. – Летом, когда Колю Резаного отпевали. Скукота смертная, дышать нечем. Курить не дают. Часу с пацанами не выдержали, пошли в машину пиво пить.

Час от часу не легче… Я нервно предупредила:

– Ты только рта там не открывай.

– А ты из меня валенка не делай! – огрызнулся Бес. – Надо будет – открою. Не пальцем деланный.

Возражений на последний довод у меня не нашлось. Вздохнув, я зашагала к воротам. Бес тронулся следом. Я слышала его тяжелое топанье за спиной. Внезапно оно резко прекратилось. Я удивленно обернулась:

– Ты где там? Заснул?

– Гляди, – хрипло сказал Бес. Я повернулась в указанном направлении.

По тротуару чинно, в колонне по два, двигались приютские. В отличие от тех, которые носились на картонках по склонам рва, эти были совсем маленькие: лет по пять-шесть. Их сопровождал молодой монашек в синей спортивной куртке поверх рясы. Из-под иноческого одеяния выглядывали совсем уж легкомысленные кроссовки.

– Чего ты, Яшка? Монах как монах. И не холодно ему в кроссовках…

– Ты на шелупонь погляди, – изменившимся голосом сказал Яшка. – Варежки…

Я присмотрелась… и тут мне сразу стало понятно. На фоне серых пальтишек приютских яркими пятнышками выделялись рукавички – синие, красные, желтые, с пестрыми узорами и кисточками. Точь-в-точь такая же лежала в ящике Ванды – недовязанная, с воткнутыми в нее спицами. Я чмокнула Яшку в щеку и, оставив его осмысливать этот факт, помчалась за колонной ребятишек, уже входящей в ворота. На бегу я вспомнила о том, что понятия не имею, как обращаться к людям духовного звания. Ваше благородие? Не то… Ваше святейшество? Тоже не годится…

– Молодой человек! Извините, пожалуйста, будьте любезны!..

«Молодой человек» наступил на рясу, споткнулся и изумленно уставился на меня. У него были такие огромные синие глазищи, что на секунду я забыла обо всем. Господи! Дает же бог такое сокровище!

– Я слушаю вас. – Голос монашка был несколько удивленным. Беспризорники остановились и во все глаза уставились на меня.

– Простите… Извините, пожалуйста! – выпалила я, задыхаясь от бега. – Мне нужно поговорить с вами!

– Со мной? – Небесные глаза стали еще больше. – П-п-пожалуйста… Коля, веди всех в трапезную!

Мальчишка с умной хитроватой рожицей не без удовольствия возглавил колонну. Мы с монашком слегка отстали. Он вопросительно и немного смущенно взглянул на меня. Мельком я отметила, что «святейшество» примерно одних лет со мной. Если не моложе.

– Пожалуйста, говорите. – Он смотрел на меня участливо, как на идиотку.

– Видите ли, варежки… на ваших детишках… – промямлила я. – Такие вязала одна моя подруга. А десять дней назад она пропала.

– Ванда пропала?

Рот у меня открылся сам собой. Я во все глаза смотрела на встревоженное лицо монаха и не могла выдавить ни слова. Выручил Яшка, ловко вклинившийся между нами.

– Ты что, ее знаешь? – грубо спросил он.

– Конечно, знаю, – улыбнулся ему монашек. – Она часто бывала здесь.

– Ну так рассказывай, ты… Как тебя звать?

– Сергей.

– И… все? – усомнился Яшка. – Ты что – не поп?

– Я еще даже не монах, – снова показал белые зубы Сергей. – Пока что послушник, готовлюсь к постригу.

Яшка пробормотал сквозь зубы что-то про хрен и редьку. За спиной Сергея я показала ему кулак. Втроем мы пошли к опутанному строительными лесами зданию церкви.

Внутренний двор монастыря меньше всего напоминал божью обитель. Повсюду виднелись штабеля бревен и досок, строительный мусор, горы цемента и кирпичей, кое-как прикрытые от снега брезентом. Возле них суетились рабочие и монахи. В отдаленном углу, у стены, раздавался смех и вопли: группа приютских сражалась в снежки.

– Монастырь пока не действует, – на ходу объяснял Сергей. – Работы еще много, а денег мало. На то, что дала мэрия, открыли приют, но уже и его держать почти что не на что.

– Оно и видно, – пробурчал Яшка, проигнорировав мой тычок в бок. – Ваша голота уже по барахолке шлендрает. Как где что плохо лежит – через полминуты нету…

– Быть не может, – огорчился Сергей. – Мы стараемся не допускать…

– Угу… Спросились они тебя.

– Сергей, а что это за церковь? – торопливо спросила я.

– Храм Рождества Богородицы Спиридоньевского подворья, – отрапортовал монашек с такой гордостью, словно это ободранное уродливое сооружение с кое-как залатанным куполом и облупившимися стенами было его фамильной резиденцией. – Здание тринадцатого века! Конечно, сильно испорчено, многого нельзя вернуть. Но сохранились фрески Даниила Черного, товарища по артели Андрея Рублева. Сейчас над ними работают наши ребята-реставраторы. Пожалуйста, заходите.

Внутри церкви было пусто и гулко. Наверху, под самым куполом, были проложены леса, и на них копошились человеческие фигурки. Часть стен уже была отреставрирована, и с нее на нас неприязненно смотрели темные лики святых. Я поправила на голове платок, толкнула Яшку:

– Кепку сними…

Сергей огляделся по сторонам, задрал голову, крикнул:

– Миша! Слезай!

Одна из фигурок помахала ему рукой и неторопливо начала спускаться. Вскоре перед нами стоял толстоватый увалень лет двадцати восьми с перепачканным красками лицом. Из-под огромных очков близоруко щурились темные глаза. Он был похож на разбуженного среди зимы медвежонка, и я невольно ужаснулась: как он не боится ползать по лесам на такой высоте?

– Здравствуйте, – удивленно сказал он. Посмотрел на Сергея: – Что случилось?

Сергей представил нас, добавив:

– Это друзья Ванды. Она пропала.

– Пропала? – растерянно переспросил Миша. – Куда пропала?

– Да знали бы куда, здесь бы не торчали! – взорвался Яшка. – Что она тут у вас делала, говори!

– Не ори, – мирно посоветовал Сергей, кладя на плечо Беса руку. – Здесь храм божий…

Яшка сердито фыркнул, умолк. Миша изумленно рассматривал нас из-под очков. Затем застенчиво предложил:

– Если хотите, пойдемте ко мне. Здесь холодно разговаривать.

Я кивнула, и Миша, забавно переваливаясь, потопал к выходу из церкви.

Через несколько минут мы оказались в небольшой теплой пристройке монастыря. Миша помог мне снять дубленку, аккуратно повесил ее на торчащий из стены гвоздь и показал на табуретки. Под Яшкой хрупкая конструкция угрожающе затрещала, и Бес поспешил переместиться на фанерный ящик у стены. В углу топилась чугунная печка-буржуйка. Повсюду – на деревянном, покрытом клеенкой столе, на застланных полосатым одеялом нарах, на шкафу, полках, подоконниках – лежали книги. Присмотревшись к ним, я поняла, откуда Ванда брала свою иконописную литературу. Здесь было то же самое: «Каноны новгородской живописи», «Иконопись на Руси», «Творчество Андрея Рублева»… У окна стоял сбитый из реек мольберт, на котором была укреплена доска. Я подошла взглянуть. Незаконченная икона Спаса.