В случае надобности, я умею быстро исчезать. Исчезнув из конторы, я отправился домой. Там я выпил пару стаканчиков, слегка закусил копченой семгой и стал ждать. Время тянулось томительно медленно. Наконец часы уведомили меня, что уже девять. Я поднялся из кресла и направился к выходу.

В половине десятого я прибыл на Векман-Плас. На мой звонок дверь открылась, и передо мной возникла Марта Хэзлтон.

— Дэнни! — радостно улыбнулась она. — Входите же быстрее! Я вам так рада!

Оставив в прихожей плащ, я прошел в гостиную. В камине из белого мрамора пылали березовые поленья. Было очень тепло, и, наверное, именно поэтому Марта оделась легко и с изяществом. Поверх пестрой пижамы из тончайшей материи она накинула прозрачное кимоно из белого нейлона. Воротник и отвороты кимоно были черного цвета.

У камина стояли диван и столик, на котором призывно мерцала батарея разнокалиберных бутылок.

Взглянув на меня блестящими глазами, Марта сказала:

— Проходите к огню, Дэнни. Садитесь. Огонь — это прекрасно! Мы немного выпьем, и мир вокруг станет еще прекраснее.

— Кажется, в этом что-то есть, — охотно согласился я. — Что вы будете пить?

— Скотч. Старый добрый скотч. Безо льда, Дэнни! Сейчас зима, зима моей ушедшей молодости... Кстати, вы не знаете, откуда это?

Я подошел к столику, наполнил стаканы.

— Сколько вы уже успели попробовать старого доброго скотча? — поинтересовался я.

— Какая разница? — недовольно поморщилась она. — Я не считала стаканы! Мне двадцать семь лет... В этом возрасте можно делать все, что хочется. А чтобы делать то, что хочется, надо иметь деньги. Деньги у меня есть, Дэнни Бойд. Почему же я не могу делать то, что мне хочется? Ответьте мне!

Я сел рядом с ней на диван и предложил ей стакан. Взяв его, она произнесла:

— За наше здоровье, мистер Бойд! А оно у нас есть. Так, кажется, говорят?

— Кто говорит?

Наморщив лоб, она помотала головой.

— Фу, как вы вульгарны, Бойд!

— Зачем вы изображаете из себя шлюху? — спросил я.

— Я? — удивилась она. — Впрочем... Да, вы правы... Пейте, Дэнни, мы живем лишь один раз, и жизнь коротка.

— Неужели? Не торопитесь жить, и тогда проживете дольше.

Запрокинув голову, она одним глотком осушила свой стакан. Потом долго рассматривала пустое донышко коварного сосуда и вдруг с силой швырнула его в камин. В огне блеснули тысячи маленьких искр.

— Мой дедушка был воином, — невнятно продекламировала она. — Он насиловал женщин, убивал мужчин и прожил всего девятнадцать лет. Вы поняли, в чем смысл этой истории, Дэнни?

— Я внимательно слушаю, — недовольно проворчал я.

— Убивать — это тратить время впустую. Жизнь и так слишком коротка.

Внезапно она громко расхохоталась. Пожав плечами, я осушил свой стакан и плеснул себе еще.

Так же внезапно Марта перестала смеяться и спросила:

— Который час?

— Пять минут одиннадцатого, — ответил я.

— Ну что ж, вечер, кажется, начинает удаваться, — усмехнулась она и обиженно добавила: — А почему у меня пустой стакан?

— Всему свое время. Сначала я должен вас догнать.

Вскоре я достиг нужной кондиции. В висках у меня легонько пульсировало, а рисунок на ковре постоянно менялся.

— Дэнни! — донесся до меня голос Марты. — Ну когда вы мне нальете?

— Уже, — ответил я, покачнувшись. — Кажется, я вас догнал и уже дышу в затылок.

Я налил виски в оба стакана, умудрившись при этом не пролить ни капли. Марта взяла свой стакан и поднесла его к губам.

— Вот так хорошо, — сказала она, выпив. — А то я уже стала сердиться на вас.

— За что же? — обиделся я. — Я очень милый и хороший. На меня нельзя сердиться.

— Я очень рассердилась на вас тогда, когда мы впервые встретились в баре. Вы сказали, что я ношу шерстяное белье и всех мужчин считаю потенциальными насильниками.

— Разве? — удивился я. — Не мог я такое сказать...

— Сказали, сказали! — упрямо мотнула она головой. — И вы угадали! Я на самом деле ношу такое белье. А мужчин считаю скотами! Всех...

— Вы не правы! — горячо запротестовал я. — Не все мужчины такие!

— Хм, пожалуй, вы правы... А сколько сейчас времени? Что-то я не могу разобрать.

— Одиннадцать десять.

— Не пора ли выпить, как вы считаете?

Мы еще приложились к стаканам, и в голове у меня запульсировало.

Марта вновь швырнула стакан в огонь. Он разбился, как и все предыдущие.

— Здесь очень жарко, — сказала она. — А как вам, Дэнни?

— Угу.

— Надо что-нибудь снять с себя, иначе я задохнусь.

Расстегнув пояс, она сбросила с себя кимоно.

— Теперь гораздо легче, — вздохнула она и рухнула на диван.

Меня уже стало мутить от выпитого, и я, запрокинув голову, закрыл глаза. Мне стало казаться, что я кружусь все быстрее и быстрее. Будучи не в силах вынести столь стремительный полет, я открыл глаза.

Марта, склонившись надо мной, пристально на меня смотрела.

— Дэнни, — прошептала она, — я привлекательная женщина?

— Вы очень красивы, Марта, — признался я. — Ваши лицо и тело прелестны.

— Я верю вам, — задумчиво произнесла она. — Вы всегда говорите правду. Однажды даже назвали меня высокомерной. Но я не о том спрашиваю, Дэнни! Вызываю ли я желание? Вы хотите меня? Прямо сейчас?

Не дожидаясь ответа, она прижалась своими губами к моим. Ее жаркий неистовый поцелуй буквально парализовал меня. Кровь в моих висках запульсировала еще сильнее.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем Марта отодвинулась от меня. Задыхаясь, она уперлась руками в мою грудь, впившись ногтями в кожу.

— Дэнни...

— Ммм?

— Вы когда-то говорили, что являетесь большим любителем женщин.

— Да? Возможно...

— Я ведь вам рассказывала про своего дедушку и как он обращался с женщинами...

Алкоголь и запах духов Марты возымели свое действие. Кровь бросилась мне в голову. Я схватил Марту за плечи и с силой опрокинул на диван. Она согласно закрыла глаза.

Я ухватился за отвороты ее пижамы и рванул. Тонкий шелк лопнул с легким треском, обнажив тугие острые груди...

И тут Марта рассмеялась. Ее смех был каким-то странным... животным, похотливым, непристойным. Что-то зазвучало в моей голове... В моей памяти всплыло смутное воспоминание, заставившее меня содрогнуться всем телом. Я резко отпрянул, поднялся с дивана и, пошатываясь, сделал шаг в сторону. Через мгновение меня обуял неожиданный ужас, и я замер, не в силах пошевелиться. Как будто в паутине страха.