Козлик, чье имя, по странному совпадению, тоже оказалось Данат, отправился повидать свет. На пути он встречал множество волшебных зверей, с которыми затевал долгие, пространные и совершенно бесцельные беседы. Болтливый козлик все говорил и говорил, пока Ота не заметил, что глаза сына закрылись, а дыхание стало глубоким и ровным. Киян встала и тихонько задула все свечи, кроме ночной. По комнате поплыл запах обгоревших фитилей. Ота выпустил руку сына и осторожно задернул сетчатый полог. В полумраке веки Даната казались темнее, как будто их накрасили сурьмой. Кожа у него была нежная, смуглая. Киян тронула Оту за плечо и кивнула на дверь. Они взяли друг друга за руки и вышли в коридор.

Помощник лекаря сидел на низкой табуретке с чашкой риса и рыбы.

— Я буду здесь всю ночь, высочайший, — сказал он. Мой учитель считает, что мальчик спокойно проспит до самого утра, но я все равно останусь на всякий случай.

Ота изобразил позу благодарности. Хаю не подобало благодарить слугу, даже такого образованного, как этот. Ученик лекаря низко поклонился в ответ. Их собственные покои находились рядом. Оставалось только пройти в другой конец коридора, подняться по лестнице, отделанной мрамором и серебром, и миновать строй собственных слуг. На ужин подали перепелов, запеченных в свином жире и меду, белый хлеб и масло со специями, форель, яблоки в сахарной глазури. Этого было слишком много даже для двоих.

— Дело не в груди, — сказала Киян, снимая нежное рыбье мясо с тонких, прозрачных косточек. — Цвет лица у него здоровый, губы не синеют. Лекарь не слышал в его дыхании хрипа. Легкие у него сильные, он не хуже меня надувает свиной пузырь.

— А что толку? — разозлился Ота. — Он все равно едва по комнате пробежит — кашляет до головной боли.

— Это еще не самое страшное. Ведь лекари даже не знают, что с ним. Поят снотворными настоями в надежде, что молодое тело само справится с недугом.

— Слишком долго поят. Он почти целый год болеет.

— Знаю, — сказала Киян, таким усталым голосом, что раздражение Оты мигом угасло. — Я хорошо все это знаю.

— Прости, Киян-кя. Мне…

Он покачал головой.

— Тяжело. Потому что ничем не можешь помочь, — ласково закончила она.

Ота кивнул. Киян вздохнула, разделяя с ним боль, потом вдруг спросила:

— А почему козлик?

— Первое, что в голову пришло.

После ужина слуги омыли им руки в серебряных чашах, затем Ота вытерпел очередное переодевание. Киян поцеловала его и ушла в свои покои. Объяснив многочисленной свите, что хочет побыть один, Ота покинул дворец и направился на запад, к библиотеке. Солнце давно ушло за вершины западных гор, но небо еще светилось ярко-серым. Розовое золото красило исподы облаков. Близилось лето с его долгими солнечными днями и мимолетными ночами. И все-таки оно еще не наступило, так что смеркалось рано, и в домах уже зажгли светильники. На востоке вставала темнота, по небу рассыпались звезды. В библиотеке было темно, но в окнах Маати подрагивало пламя свечей. Ота свернул к его крыльцу.

До него долетели веселые голоса. Мужской и женский. Он так хорошо их помнил. Лиат и Маати сидели в креслах, близко придвинувшись друг к другу. В теплом свете щеки Маати казались румяными. Прическа Лиат растрепалась, локоны падали ей на лоб, скользили вниз по изгибу шеи. В комнате пахло пряным вином. Эя спала на кушетке, заслонив глаза длинной, тонкой рукой. Увидев Оту, Лиат широко раскрыла глаза. Маати обернулся.

— Ота-кво! — воскликнул он и замахал рукой. — Входи скорее. Это я виноват. Совсем забыл отправить Эю домой.

— Ничего страшного, — ответил Ота, перешагнув порог. — Вообще-то я пришел к тебе за помощью.

Маати изобразил позу вопроса. Руки у него слегка подрагивали, и Лиат сдавленно хихикнула. Оба изрядно захмелели. На краю жаровни стояла большая чаша подогретого вина, на краю которой висел серебряный черпак. Ота покосился на нее, и Маати жестом пригласил его угощаться. Свободных чашек не оказалось, поэтому Ота стал пить прямо из черпака.

— Чем я могу помочь, высочайший? — Маати расплылся в дружелюбной улыбке.

— Мне нужна книга для детей. Легенды, сказания. Что попроще. Можно даже из истории, если это написано понятным языком. Данат просит рассказать ему сказку перед сном, а я ни одной не знаю.

Лиат вполголоса рассмеялась и покачала головой, но Маати понимающе кивнул и задумался. Ота сел рядом со спящей дочерью. Вино было крепкое и пряное, от одних только специй ему сразу ударило в голову.

— А что если попробовать «Двор танцора»? — предложила Лиат. — Там еще были рассказы про плута-полукровку, мальчишку с Бакты, который служил Императору.

Маати поджал губы.

— Они немного жестоковаты.

— Но Данат же мальчик. Ему понравится. Ты сам читал их Найиту, и ничего страшного, — возразила Лиат. — А помнишь зеленую книгу с намеками на политику? Там еще люди то в свет превращались, то сквозь землю проваливались.

— «Сны охотника за шелком», — сказал Маати. — Вот что ему нужно! У меня как раз поблизости есть копия. Только, Ота-кво, не читай ему про крокодила. Найит-кя после этой истории несколько ночей не спал.

— Хорошо, — согласился Ота.

— Сейчас, — Маати, кряхтя и охая, поднялся из кресла. — Вы тут посидите пока. Три удара сердца, и я уже назад вернусь.

В комнате повисло неловкое молчание. Ота повернул голову и посмотрел на спящую дочь. Лиат оперлась на подлокотник.

— У тебя чудесная девочка, — мягко сказала она. — Мы весь день провели вместе. Я думала, она нас вымотает к вечеру. А оказалось, мы с Маати сильнее.

— Она еще не привыкла к вину.

— Мы не давали, — сказала Лиат, но потом улыбнулась. — Ну ладно, самую капельку.

— Пока она просто тайком бегает к вам пить вино, я совершенно спокоен, — признался Ота.

Эя как будто услышала его, вздохнула во сне и отодвинулась, зарывшись лицом в подушку.

— Она похожа на мать, — заметила Лиат. — Тот же овал лица. А глаза все-таки твои. Когда вырастет, станет красавицей. Сердца будет разбивать. Впрочем, все дети разбивают сердца. По крайней мере, родительские.

Ота поднял голову. Лиат помрачнела, тени от светильников упали ей на лицо. Оте вдруг показалось, что они познакомились так давно, будто не в этой жизни, в другой. Она тогда была всего на четыре года старше Эи. А он был моложе, чем Найит. Совсем еще дети. Слишком неопытные, чтобы понять, что делают, как непредсказуема жизнь. Правда, они-то считали себя взрослыми, умудренными опытом. Ота помнил те дни с необычайной ясностью.

— Ты думаешь про Сарайкет, — сказала она.

— Так заметно?

— Да. Ты кому-то рассказывал о том, что случилось?

— Киян знает все. И еще пара человек.

— Они знают, как освободился Бессемянный? Как погиб Хешай-кво?