– Если он не позвонит, пусть тогда что-то передадут в новостях. Что угодно. Пожалуйста.

Она понимает, что слишком часто говорит сама с собой, но это не важно. Рядом никого нет, никто не услышит.

Оторвав взгляд от экрана, она задумчиво смотрит на пульт управления.

– Что ты уставился? – Наклонившись вперед, она проводит пальцем по закругленному краю деревянного корпуса, подальше от кнопок. – Это ты заставил меня сделать больно той женщине вчера вечером, да?

Гвенди что-то чувствует – какое-то легкое покалывание в самом кончике пальца, – убирает руку от пульта и произносит вслух прежде, чем успевает сообразить, что именно говорит:

– Что? Ты можешь помочь мне вернуть Райана домой?

Конечно. Мысли текут в голове, словно клочья тумана. Узнай в новостях, где именно в Тиморе располагаются силы повстанцев. Зная точное место, нажми красную кнопку. Как только они исчезнут, мятеж прекратится и Райан спокойно вернется домой. Проще простого.

Гвенди моргает, тряхнув головой. Комната как будто легонько качается. Словно корабль в неспокойном море.

И кстати, раз уж мы заговорили о кнопках. Может быть, заодно разберемся и с этим вашим идиотским президентом?

Это она думает или слышит чьи-то чужие мысли? Непонятно.

– Уничтожим Северную Корею? – тихо спрашивает она.

Тут надо быть осторожнее. Если что-то такое случится, кто-то наверняка обвинит США. Да те же китайцы. И они примут ответные меры.

– И что ты предлагаешь? – Ее собственный голос звучит словно издалека.

Милая женщина, я ничего не предлагаю. Просто даю пищу для размышлений. Но подумай, а что, если бы этот ваш президент просто взял и исчез? Вроде бы неплохая идея, скажи! И всего-то и нужно, что нажать красную кнопку.

Вновь наклонившись вперед, Гвенди задумчиво смотрит куда-то вдаль.

– Убийство во имя добра и мира?

Наверное, можно сказать и так. Но лично мне кажется, что тут мы имеем все тот же извечный вопрос: как бы ты поступила, если бы получила возможность вернуться в прошлое и убить Гитлера в младенчестве?

Гвенди снова склоняется над пультом и берет его в руки.

– Ричард Хамлин, конечно, мерзавец каких поискать, но он не Адольф Гитлер.

Пока нет, но кто знает, что будет потом.

Она ставит пульт к себе на колени и откидывается на диванную подушку.

– Заманчиво, да. Но, возможно, вице-президент будет ничем не лучше. Он же форменный псих.

Тогда, может быть, стоит избавиться от всей компании? И начать все по новой?

Гвенди смотрит на ряды кнопок.

– Я не знаю… Тут надо подумать.

Ладно, как скажешь. Может быть, для начала разберемся с теми… кто ближе? С этой коровой по имени Кэролайн Хоффман? Или с небезызвестным нам конгрессменом, грубияном из штата Миссисипи?

– Может быть…

Гвенди медленно тянется к пульту правой рукой…

И тут звонит телефон.

Спихнув пульт с коленей, Гвенди хватает телефон.

– Алло! Райан? Алло!

– Прошу прощения, миссис Питерсон, – говорит тихий голос в трубке. – Это Беа. Беа Уайтли.

– Беа? – растерянно переспрашивает Гвенди. У нее странное ощущение: словно все вокруг вновь собирается в фокус, хотя она совершенно не помнит, чтобы оно расплывалось. – У вас все хорошо?

– Все хорошо. Я просто хотела… Во-первых, я хочу извиниться, что позвонила так поздно. Я совсем не подумала о разнице в три часа. Вспомнила только, когда уже набрала номер.

– Не за что извиняться, Беа. Я пока не легла спать.

– Как я понимаю, Райан еще не вернулся домой.

Гвенди смотрит на пульт управления и тут же отводит взгляд.

– Нет, еще нет. Но я надеюсь, скоро вернется.

– Я тоже надеюсь.

– Спасибо. – В трубке на заднем плане слышится смех. – Кажется, ваши внуки весело празднуют Рождество.

– Носятся по всему дому, как стадо диких слонов.

Гвенди смеется.

– Миссис Питерсон, я звоню, чтобы сказать вам спасибо.

– За что?

– За те добрые слова, что вы написали в книгах для моих детей. Никто никогда не говорил обо мне таких добрых слов, разве что кто-то из близких. Я очень вам благодарна.

– Я написала, что думала, Беа. Это чистая правда.

– Это так неожиданно, – говорит Беа, шмыгая носом. – Сегодня дочь так на меня посмотрела… Я ни разу не видела, чтобы она так смотрела. Как будто она мной гордится.

– У нее есть все основания гордиться, – говорит Гвенди с улыбкой. – Ее мама – прекрасная женщина.

– Большое спасибо. Я… – Беа неуверенно умолкает.

– Вы хотели что-то сказать?

Теперь голос Беа звучит как-то странно, почти настороженно:

– Я хотела спросить… у вас все хорошо, миссис Питерсон?

– У меня все хорошо, – отвечает Гвенди, покосившись на пульт управления. – А почему вы спросили?

– Это, наверное, прозвучит глупо, но… когда я уже собиралась звонить, у меня вдруг возникло предчувствие… Плохое предчувствие, что с вами случилась беда.

Гвенди пробирает озноб.

– Нет, у меня все в порядке. Я сижу дома, смотрю телевизор.

– Тогда… хорошо. – В голосе Беа слышится искреннее облегчение. – Оставлю вас в покое. С Рождеством, миссис Питерсон, и еще раз спасибо.

– И вас с Рождеством, Беа. Увидимся через пару недель.

Следующим утром Гвенди просыпается рано. Ее состояние напоминает легкое похмелье, хотя вчера вечером она не брала в рот ни капли спиртного. Сейчас она выпивает бутылку воды и делает сто приседаний и пятьдесят отжиманий, чтобы разогнать кровь и снять головную боль. Ночью она спала беспокойно. Ей снилось что-то плохое и страшное, и хотя сны забылись, неприятное ощущение осталось.

Снегопад прекратился незадолго до рассвета, и теперь снежный покров в округе Касл и почти во всем западном Мэне составляет четыре дюйма, а местами и пять. На местном Пятом канале предупреждают о возможных задержках авиарейсов. Гвенди звонит папе и говорит, что сейчас приедет и расчистит дорожки у дома – и что возражения не принимаются. Как ни странно, папа не возражает и говорит Гвенди, что сварит ей кофе и что от вчерашнего обеда еще осталась запеканка с сосисками и яйцом, которую он разогреет к ее приходу.

Гвенди одевается потеплее, зашнуровывает ботинки, выходит на улицу и долго чистит машину от снега и соскребает слой инея с лобового стекла. Потом садится за руль и сразу убирает нагрев печки. Ей не холодно, а жарко.