На спуске с холма она видит компанию детишек, которые играют в снежки в парке Касл-Вью. Хотя окна в машине закрыты, Гвенди все равно слышит радостный визг ребятни. Она улыбается и пытается вспомнить, когда сама в последний раз играла в снежки. Давно. В незапамятные времена.

Уже через десять минут она сворачивает на Карбин-стрит и сразу же видит мигающие красно-желтые огоньки «Скорой помощи». Ее первая мысль: наверное, что-то случилось с миссис Гофф – у нее бывают приступы головокружения. Прошлой весной во время одного из таких приступов она упала, сломала шейку бедра и провела две недели в больнице. Но, подъехав ближе, Гвенди понимает, что «Скорая помощь» стоит перед домом родителей и что в нее загружают кого-то, лежащего на носилках. Резко ударив по тормозам, Гвенди останавливает машину у тротуара.

Папа выходит из дома, держа в одной руке сумку жены, а в другой – теплую куртку. Лицо у него напряженное и мертвенно-бледное.

– Папа! – Выскочив из машины, Гвенди бежит к нему. – Что случилось? Что с мамой?

Они наблюдают, как «Скорая» отъезжает от дома и мчится прочь.

– Я не знаю, – говорит он слабым голосом. – У нее разболелся живот. Вскоре после того, как ты нам позвонила. Сначала мы думали, что она слишком много съела вчера. Но боли усилились. Она лежала и плакала. Я уже собирался звонить тебе, и тут ее вырвало кровью. Я сразу вызвал «Скорую». Я не знал, что еще можно сделать.

Гвенди берет папу под руку.

– Ты все правильно сделал. Ее повезли в окружную больницу?

Он молча кивает. В его глазах дрожат слезы.

– Пойдем. – Гвенди бережно ведет его к машине. – Я тебя отвезу.

В десять утра в приемном покое отделения «Скорой помощи» окружной больницы Касла посетителей немного. Пожилой лысый мужчина, держащийся за шею, поврежденную в легкой автомобильной аварии. Неудачно прокатившийся на санках подросток с глубоким порезом на губе и еще одним – под заплывшим подбитым глазом. Молодая азиатская пара с двумя шумными розовощекими близнецами.

Из двери с надписью «ВХОД ВОСПРЕЩЕН» выходит доктор Челано, онколог и лечащий врач миссис Питерсон. Мистер Питерсон тут же срывается с места и бежит ему навстречу. Гвенди тоже встает и спешит следом за папой.

– Как она, доктор? – спрашивает мистер Питерсон.

– Мы дали ей обезболивающее, сейчас она отдыхает. Рвота прошла.

– Вы уже знаете, что с ней? – спрашивает Гвенди.

– Боюсь, онкомаркеры снова начали повышаться, – говорит доктор Челано с серьезным выражением лица.

– О Господи, – шепчет мистер Питерсон, тяжело опираясь о плечо дочери.

– Я понимаю, что это непросто, и все же попробуйте не волноваться, мистер Питерсон. Сегодня утром пришли результаты анализов крови, которые она сдала в среду. Я их просмотрел, когда узнал о вызове, и они показывают тревожный прирост…

– Прирост? – растерянно переспрашивает мистер Питерсон. – Что это значит?

– Это значит, что скорее всего рак вернулся. В каком объеме, пока непонятно. Мы оставим ее в больнице и проведем всестороннее обследование.

– Какое обследование? – спрашивает Гвенди.

– Мы уже взяли кровь на анализ. Также необходимо провести МРТ грудной клетки и брюшной полости.

– Сегодня? – спрашивает мистер Питерсон.

Доктор Челано качает головой:

– Нет, сегодня воскресенье. Пусть она отдохнет, а завтра утром мы отвезем ее на томографию.

Мистер Питерсон смотрит на дверь за спиной доктора.

– Можно с ней повидаться?

– Чуть позже, – отвечает доктор Челано. – Сейчас она в отделении интенсивной терапии, но ее уже переводят в обычную палату. Как только она обустроится, я за вами спущусь.

– Она уже знает? – спрашивает Гвенди.

Доктор кивает.

– Она попросила ничего от нее не скрывать. Вот ее точные слова: «Не надо светить мне в зад солнышком, доктор. Говорите все как есть».

Мистер Питерсон качает головой, еле сдерживая слезы.

– Узнаю мою девочку.

– Ваша девочка – настоящий боец, – говорит доктор Челано. – Так что вы уж постарайтесь быть сильными. Ради нее. Вы ей нужны, вы оба.

Гвенди открывает дверь дома, где прошло ее детство – единственного настоящего, всамделишного дома из всех домов, в которых ей доводилось жить: с гаражом, собственным садом и отдельной подъездной дорожкой, – и входит внутрь. В прихожей темно и тихо. Первым делом Гвенди включает свет. Ключи от папиной машины валяются на полу у двери, где папа их уронил, когда в панике выскочил из дома. Гвенди поднимает ключи и кладет на место, на столик у входной двери. Потом входит в гостиную и включает настенные лампы с обеих сторон дивана. Так-то лучше, решает она. В комнате – идеальный порядок. Как будто не было никаких утренних волнений. Как будто в дом не пришла беда.

Поднимаясь по лестнице, Гвенди ведет рукой по полированным деревянным перилам, на которых висят четыре пустых красных рождественских носка. Она входит в спальню родителей, и иллюзорное ощущение нормального дома вмиг разбивается вдребезги. Простыни и одеяла валяются на полу. На одной из подушек и на белой, натянутой на матрас простыне темнеют пятна запекшейся крови и кусочки полупереваренной пищи. Папина пижама лежит перед распахнутой дверцей стенного шкафа. Вся комната пропиталась густым кислым запахом – так пахнет испортившаяся еда, долго простоявшая на солнце.

Гвенди на миг замирает в дверях, а потом сразу берется за дело. Снимает с кровати простыню и наволочки. Собирает белье в одну кучу, кидает туда же папину пижаму, несет все в подвал – бегом вниз по лестнице, задержав дыхание, – и запихивает в стиральную машину. Затем возвращается в спальню родителей, распыляет там полбаллончика освежителя воздуха, прихваченного по дороге из ванной, и застилает постель чистым бельем.

Оглядев результат своих трудов, она вспоминает, зачем приехала в дом родителей. Находит большую сумку и начинает собирать вещи: смену одежды для папы, ночную рубашку для мамы, несколько пар носков. Гвенди сама толком не понимает, зачем брать столько носков. На всякий случай. Она идет в ванную и кладет в сумку все необходимые туалетные принадлежности. Застегивает сумку и направляется в коридор.

Что-то – может быть, воспоминание, может быть, просто какое-то смутное чувство – заставляет Гвенди остановиться у двери в ее бывшую спальню. Приоткрыв дверь, Гвенди заглядывает в комнату. Там давно все переделали, теперь это гостевая спальня и по совместительству – мамина швейная мастерская. Но Гвенди до сих пор помнит, как все было раньше. Ее любимое трюмо, стоявшее у стены. Письменный стол у окна – стол, за которым она написала свои самые первые рассказы. Книжный шкаф. Пластиковая мусорная корзина с кадрами из сериала «Семья Партридж». Кровать у стены. Над кроватью – плакат с Билли Джоэлом. Гвенди входит в комнату и смотрит на шкаф, в котором мама теперь хранит ткани и швейные принадлежности. Тот самый шкаф, где Гвенди когда-то прятала пульт управления. Тот самый шкаф, где был убит первый мальчик, которого любила Гвенди. Убит у нее на глазах. Этот урод Фрэнки Стоунер размозжил ему голову.