Действительно семечко калины формой напоминало сердце, как его рисуют в поздравительных открытках.

Я отщипнул от грозди веточку из трёх ягод. Одну отправил в рот. Под тонкой кожицей почувствовал превратившийся в лёд сок. Покатал лёд на языке – подтаяв, он ощущался горьковатым, терпким. Оставшиеся две ягоды поставил на ладони одну на другую, и мне пришла идея.

– Слепим снеговика?

– Снеговика?

– Ну да, снежную бабу или снеговика, с морковкой и руками-палками. Ты говорила, что в этом году хороший урожай морковки. Он будет стоять тут памятником урожаю.

Снег в начале февраля хрупкий и рассыпчатый. Он хорошо пристаёт к перчаткам, однако слепить из него снеговика невозможно. Нужна оттепель, но рядом со мной была дама моего сердца, и обмануть её ожидания было равносильно позору. Я снял шапку и набил туда снега.

– Ты простынешь, – сказала Марина.

– Сейчас мы принесём снег домой, – пояснил я. – А когда он подтает, то слепим снеговичка.

Марина сняла тёмно-синий берет и, хотя я, в свою очередь, запротестовал, тоже набила его снегом. У Марины дома я, сняв перчатки, залез в карман и нашёл там свёрнутый пакет, который мама дала мне, чтобы на обратном пути я купил йогурт. Усмехнулся. Шапку можно было не снимать, обойтись малыми жертвами. С другой стороны, красивый жест, всё такое. Снег мы ссыпали в пакет и поставили возле дивана в коридоре. Отправились на кухню, чтобы подготовить морковку. Нельзя же какую попало использовать для носа. Заодно с морковкой почистили по шесть картофелин, в морозильнике нашлись две котлеты. К приходу с дежурства Валерия Михайловича с кухни распространялся аппетитный обеденный запах.

– У вас с прапорщиком из пакета течёт, – сообщил он.

Конечно же, это вытекал наш неслепленный снеговик. Несформированное тело. Нескатанная голова. Ещё не появившись на свет, он погибал у нас на руках. Мы его теряли, если выражаться сериально.

Выбежали с пакетом в маленький огородик. Я спешно лепил из мягкого водянистого снега продолговатое тело. Посыпал снегом, кричал: «Не умирай!» Марина забежала в дом и вернулась с куртками. «Лепи! Лепи голову!» – орал я.

Вдвоём мы соорудили снеговичка. Морковка оказалась для него слишком большой, тогда мы по очереди откусывали её, пока не доели до нужного размера. Вставленные ягоды калины стали его глазами, из них же сформировали рот. Выражение лица у снеговичка было скептическое и из-за красных глаз слегка маньяческое. Мол, надо же, почти меня проворонили. Мастера, называется, а рук не приделали, приду я к вам во сне, тогда посмотрим. Руки, кстати, приделали. Но чуть позже.

– Назовём её Сню, – предложил я.

То, что снеговик – девочка, было очевидно.

– Не понимаю.

Я написал на снегу: «ЭТО – СНЮ». Марина посмотрела на меня удивлённо.

– Почему?

– Хорошее же имя для снеговика-девочки.

Марина улыбнулась, кивнула. Я вытащил из кармана телефон и попытался их вместе сфотографировать. Сню отлично позировала, а Марина закрыла лицо руками. Потом кинула в меня остатками талого снега и просила больше так не делать. Согласился.

Перед моим уходом вынесли подледеневшего снеговика за ограду, ближе к дороге. Пусть он стоит памятником урожая, заодно познакомится с миром. А мир с ним.

– Вы уже снеговиков вместе начали лепить, – усмехнулся Валерка, когда утром я рассказал о последней прогулке. – Понравилось?

Отёк между глазами, делавший его похожим на побитого хулиганами боксёра, спал. Мрачная синева переносицы сменилась на желтовато-коричневый цвет. Я указал туда пальцем и произнёс с угрозой:

– Понравилось тебе с расквашенным носом ходить?

– У нас хорошая пластическая хирургия, – хохотнул Валерка. – Если что, мне новый нос из остатков старого сделают, а тебе всех своих снеговиков кормить и поить до конца жизни. – Он ловко увернулся от моего пинка, бросил в меня сумку и громко рассмеялся. – Ладно, ладно, – он поднял руки. – Не бей меня, я – личность.

Вжик поинтересовалась, что я буду читать на выбор из Лескова, я ответил, что не выбрал. Валерка предложил мне читать «Тупейный художник», поскольку времени мне не хватит на большее, а Вжик – «Леди Макбет Мценского уезда», потому что она коварная. Вжик попыталась погнаться за Валеркой, но я удержал её за рукав кофты расцветки «январский пион».

– Он личность, – пояснил я. – В отличие от нас, уже побитая. Давай покараем кого-нибудь другого.

Мурзя, пока я отговаривал Вжик бить Валерку, вытащила мою тетрадь по алгебре и хотела списать. Только домашняя работа там была не сделана. Разочарованно кинула тетрадь на мою парту и воскликнула:

– Бодер, ты окончательно офигел!

Что я офигел, было очевидно всем. Ольга Александровна в последний раз отловила меня в рекреации и сказала, что надеется на успешное завершение четверти и что больше за меня хлопотать будет некому. Кстати, её беременность была совершенно очевидна. Как только я в декабре этого не заметил? Пообещал, что закончу четверть хорошо, хотя бы из благодарности за то, что она тратила на меня нервные клетки, вместо того чтобы думать только о будущем ребёнке.

На следующий день завуч представила нового классного руководителя – учителя математики. Его, кстати, Сергей Сергеевич зовут. Он здорово умеет объяснить алгебру, но в качестве классного дебютировал. Мне показалось, что он немного стеснялся ответственности. Но у нас класс не из хулиганов. Правда, и он, уже в новом качестве, попенял мне, что я запустил учёбу, особенно алгебру, а ведь у меня талант. Когда выяснилось, что я не сделал домашнюю, то повторил те же слова, но уже перед классом. Варвара посмотрела на меня жалостливо. Само по себе это было неожиданным, но, что окончательно добило, предложила списывать у неё, если не хватает времени. Трогательно получить столько заботы от камня. Обещал подумать.

Однажды Валерий Михайлович снабдил нас деньгами, и мы поехали покупать Марине новые зимние ботинки. Шнурки на старых были ещё ничего, но всё остальное развалилось. Подошва в нескольких местах отщелилась и грозила отпасть. Я решительно повёл Марину в магазин на Красном проспекте, где сам покупал обувь. Удобная обувь для меня важна, а родителям ходить по магазинам со мной было некогда, да я и сам считал себя взрослым.

Войдя в обувной, Марина остановилась на пороге. Продавец-консультант с удивлением взглянула на неё и на меня. Я – стопроцентное попадание в их покупателя. Марина из тех, что заходят, видят цену и уходят брать обувь от худших китайских производителей. Вообще, у неё с собой было две с чем-то тысячи. Можно купить на рынке дешёвенькие зимние сапожки, со скользящей подошвой и дурновкусной расцветки. На полсезона. Цены на зимнюю обувь в магазине начинались от десятки.

– Здесь очень дорого, – Марина развернулась ко мне.

– Тут сейчас скидки, зима заканчивается. Нам двух тысяч хватит.

Я соврал. Действительно, здесь были скидки, потому что зима заканчивалась. Но на две тысячи, конечно, в этом магазине и тапочек домашних не было. Однако у меня в кармане лежала банковская карта, и я хотел купить сапоги сам. На карте у меня всегда есть деньги, мама и отец туда их периодически подбрасывают на поездки, покупки и просто чтобы было. Меньше десяти тысяч никогда не лежит. Сэкономлю на своих покупках.