Утром в автобусе Марина была уже в новых кроссовках. Сунув мне тысячную купюру, спросила:

– Как лицо?

– Нормально. Как ладонь?

– Немного болит. В следующий раз возьму кроссовок из коробки.

– Вози с собой учебник биологии.

– Не понимаю.

Рассказал историю Валерки.

Остановка «Газтехкомплект». Иней с окна автобуса тщательно соскоблен, светит луна, и мне видно, как Марина выходит и улыбается. Она знает, что я вижу.

– Мы решили собирать на подарок Серёже на двадцать третье, – сообщила Мурзя последние новости класса. – Сдавать Сфинксу.

Отдал Варваре тысячу, она хотела вернуть двести рублей, но я остановил. В конце концов, Сергей Сергеевич не отказался от идеи взять меня на олимпиаду по математике, несмотря на то, что я балбес. И вообще, потратил много своего времени на работу со мной над олимпиадными задачами. Хотя, насколько я помню, Сергей Сергеевич не служил. Не знаю, может, кому-то из одноклассников нравится, что его поздравляют в этот день, но по мне, так заслуга небольшая. Надо же, вспомнили, что ты мальчик, раз в год, чтобы забыть до следующего. А авансом как защитникам Отечества что-то дарить тоже глупо. Половина одноклассников уже застолбила диагноз – плоскостопие, вторая половина отучится в серьёзных вузах и не пойдёт топтать кирзачи. Если кто и заслуживал подарков на двадцать третье февраля, так прошлый класс Варвары.

– Мы сегодня собрались гулять, – сказала Вжик.

Прекрасно, но я занят. Мы идём в библиотеку. Ради этого соврал Янке о простуде.

Библиотеки кажутся мне устаревшими и ненужными. Всё, что хочешь прочитать, можно скачать в интернете, найти дома или попросить у Валерки. А Марине библиотека нужна. Заходя туда, она не знала, что именно будет читать, ей приходило это в голову, когда брала в руки книгу. Сама по себе книга может дать очень много информации, даже если её не читать. Марина рассказала, что первые книги выбирала на ощупь. Эти удивительные предметы, которые не походили на обыденные кухонные или спальные. Они имели особый запах. Запах книг разнится: от неприятного пыльного, если книга плоха и её никто не хочет читать, до приятного древесного хвойного или осинового, иногда насыщенного, иногда нет, искусственного от обилия краски в дорогих подарочных книгах и типографского свинцового с лёгким складским. Иные, особенно популярные книги из тех, что постоянно брали на дом, пахли кухней, обедами и ужинами, кофе, яичницей, борщом или пирогами. Популярные у мужчин пахли грубым табачным запахом и потом ладоней, таких Марина избегала. Сами страницы тоже дают информацию. Блестят ли они от чрезмерной лощёности и отбеленности, серые ли они, тонкие. Засалены они пальцами или запятнаны едой от частых и неаккуратных прочтений, или, взяв книгу, ты понимаешь, что до тебя её открывали библиотекари, чтобы поставить штамп, и после все о ней забыли. Шершавые книги или гладкие, готовы ли они рассыпаться от одного взгляда или переплёт их выдержит падение с пятого этажа – всё это помогало Марине выбрать ту книгу, которую ей хотелось прочесть.

Однажды, найдя пахнущую пылью книгу Заболоцкого со склеенными страницами, Марина поняла, что многое из её понимания книг лишь видимость и ошибка. Что, видя внешнее, можно заблуждаться, что забытая книга может плохо говорить о людях, а не об авторе. Марине Заболоцкий понравился. Правда, я его стихи не читал. Прочту летом.

Марина бывала здесь часто. Она уверенно пошла в зал с книгами, здороваясь с библиотекарями. Пригласила меня пройти с собой. Я сказал, что подожду у гардероба. Пожала плечами и ушла.

Мимо проходили младшеклассники с родителями – наверное, ожидалось важное мероприятие. Мужчина в серой куртке, войдя, сдёрнул шапочку, снял запотевшие очки и, глядя мимо меня, вытащил наушники из ушей. Скрутив плейер, ушёл за угол. Вслед за ним вошла пара девчонок, обсуждая третью, по их мнению, дуру. Тоже смотрели сквозь меня. Я успел пожалеть, что не пошёл с Мариной. Неприятно быть пустым местом. А вдвоём мы бродили бы среди стеллажей, потерялись, кричали друг другу «ау». Или не кричали. Сели бы тихонько среди книг и обнялись…

– Пойдём?

Задумался и не заметил, как Марина вернулась. Да, часовой из меня никудышный. Сотня шпионов пролезет сквозь забор, пока я его караулю. Двадцать третье февраля не мой праздник.

Шли по аллее, там, где клёны, берёзы и рябины, ягоды на которых проредили свиристели. Вечерело, длинные тени двух идущих людей. Близко. Рядом.

– Бодер!

Моя тень останавливается. Тень Марины делает ещё два шага и тоже останавливается.

Позади нас Вжик, Мурзя и Валерка.

– Ой, а от кого эта деревенская девочка маскируется? – в голосе Вжик злая ирония, делающая больно. Но сейчас она этого не понимает. – Мы её видим. Скажи подружке, что зимой надо носить белый маскхалат, а зелёный камуфляж – летом.

Глупо указывать человеку, что ему носить на улице. Шляпу или кепарик. Пиджак или свитер. Валенки или ботильоны. Розовую куртку за полчемодана денег или перешитую камуфляжную. Как будто ботильоны и розовая куртка могут прибавить интеллекта, или такта, или человечности. А камуфляжная это отнимет.

Марина всё поняла и уходила. Догнал её. Она не останавливалась.

– Поедем на автобусе?

Кивнула.

На остановке затормозила маршрутка. Влезли туда. Это похоже на отступление. На бегство.

– Да, – грустно сказала Марина. – Меня видно. Как бы я хотела исчезнуть. Не оставлять следов.

Утешал её. Говорил, что я рядом и мне приятно, когда она есть. Не исчезает и не прячется. Что без неё мне очень и очень плохо.

– Это меня пугает больше всего, – вздохнула Марина. – Что приручила тебя. И пусть я в этом не виновата, всё равно. Думаю, тебе будет больно без меня. Первое время.

Как я буду без тебя? О чём ты? Что случилось?

Точка бифуркации пройдена. Не сегодня. Гораздо раньше. Не для меня. Для неё. Всё, что дальше, лишь продолжение пути до остановки. Без развилок. Без «а если бы?».

– Они, – сказала Марина, – твои друзья. Они помогут тебе. У тебя есть хорошие друзья.

Друзья не заменят тебя.

Тут я прав.

Я хочу видеть тебя. Завтра.

– Конечно, – ответила Марина.

Несколько дней мы не разговаривали с Вжик, пока нас не помирил Валерка.

Сню сбил грузовик. Чуть съехал с дороги, не заметил и раздавил наше творение. Знакомство с миром оказалось не слишком удачным. Оказывается, я соврал, сказав, что все останутся живы. Сню, наша милая девочка-снеговичок, – умерла. С другой стороны, она всего лишь снеговичок, так что эта моя ложь не такая серьёзная, как в обувном магазине. Всё равно иногда приходится сказать неправду. Ради гуманной цели или по скудости памяти. Только цель требуется обдумать и память тренировать. А главное, не втянуться.