того, что через пятьдесят лет средний американец будет вдвое богаче?", это прозвучит абсурдно. Шансы кажутся очень низкими. Вдвое богаче, чем сегодня? Удвоить то, что мы уже имеем? Это кажется слишком амбициозным.

Но если я скажу: "Каковы шансы, что мы сможем достичь среднегодового роста в 1,4% в течение следующих пятидесяти лет?" Я выгляжу почти пессимистом. Один процент? И это все?

Но эти цифры, конечно, одинаковы.

Так было всегда, и так будет всегда.

 

-

На смежную тему: Позвольте мне рассказать историю о ядерных бомбах, чтобы показать, как легко сбрасывать со счетов риски.

 

Крошечный и великолепный

Когда маленькие вещи превращаются в необыкновенные.

 

В истории часто встречается мнение, что самые крупные компании, страны и инновации представляют наибольшую угрозу и создают наибольшие возможности.

Но обычно все происходит не так.

Исследование, проведенное в 2010 г. в Йельском университете, показало, что одной из основных причин роста ожирения является не то, что люди едят большие порции пищи, а то, что они едят больше маленьких перекусов в течение дня.

Это хороший пример того, как работают многие вещи.

Большинство катастроф происходят от серии мелких рисков, каждый из которых легко проигнорировать, но они множатся и превращаются в нечто огромное. Верно и обратное: Самые удивительные вещи происходят тогда, когда что-то крошечное и незначительное превращается в нечто экстраординарное.

 

-

В свое время Советский Союз создал атомную бомбу в пятнадцатьсот раз мощнее той, что была сброшена на Хиросиму.

Названный "Царь-бомбой", он был в десять раз мощнее всех обычных бомб, сброшенных во время Второй мировой войны, вместе взятых. При испытаниях в России ее огненный шар был виден за шестьсот километров. Грибовидное облако поднялось в небо на сорок две мили.

Историк Джон Льюис Гэддис писал:

Остров, на котором произошел взрыв, был буквально сровнен не только со снегом, но и с камнями, так что стал похож на огромный каток. По одним оценкам, ... образовавшийся огненный смерч охватил бы территорию размером со штат Мэриленд.

Первая атомная бомба была разработана для окончания Второй мировой войны. В течение десятилетия у нас было достаточно бомб, чтобы покончить со всем миром.

Но в том, насколько смертоносными были эти бомбы, был и странный плюс: страны вряд ли стали бы применять их в бою, поскольку ставки были очень высоки. Уничтожьте столицу противника, и через шестьдесят секунд то же самое сделают с вами - так зачем беспокоиться? Джон Ф. Кеннеди сказал, что ни одна из стран не хочет "войны, в результате которой не один Рим останется целым, а два Карфагена будут разрушены".

К 1960 году мы вышли из этого затруднительного положения, пойдя другим путем. Мы создали более компактные и менее смертоносные ядерные бомбы.

Одна из них, названная "Дэви Крокетт", была в 650 раз менее мощной, чем бомба, сброшенная на Хиросиму, и могла быть запущена с заднего сиденья джипа. Мы создали ядерные мины, которые могли поместиться в рюкзак, с боеголовкой размером с коробку из-под обуви.

Эти крошечные ядерные бомбы казались более ответственными, менее рискованными. Мы могли использовать их, не покончив с миром.

Но они не оправдались.

Малые ядерные бомбы имели больше шансов на реальное применение в бою. В этом и заключалась их цель. Они снижали планку оправданности применения.

Это изменило игру, причем в худшую сторону.

Риск заключался в том, что какая-либо страна "ответственно" применит в бою маленькое ядерное оружие, что приведет к ответной эскалации, открывающей путь к запуску одной из больших бомб.

Ни одна из стран не стала бы начинать войну с большой бомбы. Но запустили бы они маленькую? Вероятно. И оправдает ли маленькая бомба ответный удар большой бомбой? Да.

Таким образом, малые бомбы увеличивали вероятность применения больших бомб.

Малые риски не были альтернативой большим рискам, они были пусковым механизмом.

Советские ракеты на Кубе во время Кубинского ракетного кризиса были в четыре тысячи раз менее мощными, чем "Царь-бомба". Но если бы Советский Союз запустил хотя бы одну из них, то, по словам министра обороны США Роберта Макнамары, с "99-процентной вероятностью" Америка нанесла бы ответный удар всей своей ядерной мощью.

Роберт Оппенгеймер, физик, участвовавший в создании атомной бомбы, испытывал чувство вины за ее разрушительность и выступал за создание ядерных бомб меньшего размера, чтобы снизить риск. Позже он признал, что это было ошибкой, поскольку увеличивало вероятность крупной ядерной атаки.

Большие риски легко не заметить, потому что они представляют собой цепную реакцию мелких событий, от каждого из которых легко отмахнуться. Поэтому люди всегда недооценивают вероятность больших рисков.

Мы видим, как это происходит раз за разом.

В 1929 году никто не думал, что будет Великая депрессия. Вас бы подняли на смех, если бы вы предупредили в 1929 году, что фондовый рынок упадет почти на 90%, а безработица вырастет до 25%.

Люди не были спокойны. В конце 1920-х годов наблюдался переоцененный фондовый рынок, спекуляции с недвижимостью и плохое содержание ферм. Это было очевидно. Это было хорошо задокументировано. Это обсуждалось. Но что с того? Ни одна из этих проблем не имеет большого значения сама по себе.

И только когда они произошли одновременно и подпитывали друг друга, они превратились в Великую депрессию.

Фондовый рынок падает, босс теряет свои сбережения, увольняет людей, те не выплачивают ипотеку, и банк разоряется. Когда банки терпят крах, люди теряют свои сбережения. Когда они теряют свои сбережения, они перестают тратить. Когда они перестают тратить деньги, происходит крах бизнеса. Когда бизнес терпит крах, терпят крах банки. Когда банки терпят крах, люди теряют свои сбережения, и так до бесконечности.

То же самое с КОВИД-19.

Его первоначальное воздействие было катастрофическим, казалось бы, неожиданным.

Но мы не столкнулись с каким-то одним, одним на миллиард, риском. Произошло то, о чем я могу сказать только задним числом, - столкновение и одновременное умножение множества мелких рисков.

Новый вирус перешел к людям (что происходило всегда), и эти люди взаимодействовали с другими людьми (разумеется). Некоторое время это было загадкой (понятно), а затем плохие новости, вероятно, были подавлены (плохо, но обычно). Другие страны думали, что ее удастся сдержать (стандартное отрицание), и действовали недостаточно быстро (бюрократия). Мы не были готовы (чрезмерный оптимизм) и могли реагировать только силовыми мерами (паника, делай, что должен).

Все это само по себе не удивительно. Но в совокупности они превратились в катастрофу.

Катастрофа в аэропорту Тенерифе в 1977 году является самой смертоносной авиационной катастрофой в истории. Ошибка была ошеломляющей.