class="p1">Я спешу. Дома меня ждет череда испытаний и экспериментов. Десяток корпусов уже непригоден. Делают еще и еще. Зима ранняя выдалась. Снегом завалило все с середины ноября. Мне помогает целая команда подростков, и самый способный наводчик оказался тот самый Летящий Еж, а в миру Кирилл или Кирша. Ему только что исполнилось четырнадцать. Уже невесту присматривать нужно, но его родители гордятся, что он у меня занят наводящим. И сам он старается, хоть и важничает. Самые точные пуски у него.

Дохода со всех компаний и имений едва хватает, чтобы сводить концы с концами. Мои испытания сжирают все свободные средства. Мелькает даже крамольная мысль: «А ну их, эти ракеты. Кругосветки каждый год уходят, и никто не нападает. Вон, и в этом году Коцебу отплыл на шлюпе „Предприятие“. То же будет заход в Рио-де-Жанейро». Но чуйка упорно твердит, что надо. И плевать на деньги. Смотри на людей, а не на прибыль. И я смотрю.

Петьша тоже собрался со мной. Василиса ревет и пилит его. Но он непреклонен. Я его понимаю, когда еще такая возможность будет из родного болота вылезти. Ему поставлено условие: «Готовишь смену себе, тогда поедешь». Молодежь теперь летает, как в армии, день и ночь. Взяли из крестьянских ребят несколько десятков человек. Хотя, какие они ребята? В пятнадцать лет уже полноценные мужики со всеми навыками. Вот у них родители не довольны. Работник ест дома, а занимается непонятно чем, барскими причудами. Поэтому после двухмесячного обучения провели жесткий отбор и оставили только пятерых. Но зато самых-самых.

От таких трудов я утомился. И совершенно вовремя прибыл поверенный с документами на Чудиново и окрестные деревушки, имение Тростянских.

Тут я собрал целую свиту. Это надо сделать. С флагами и транспорантами, с агентурной подготовкой и театральным позерством. Сакральное место, куда нужно вернуться. Алена не хотела ехать, но и ее душевную травму закрыть надо. Мои люди усилили слухи, и без того передаваемые по деревням, что Алена на самом деле внебрачная царская дочь: «Ездил царь-батюшка на охоту, да заблудился. Спасла его, чуть ли не внучка Бабы Яги, красавица, ни в сказке сказать, ни пером описать. Царь уехал, а она понесла от него и родила дочь-красавицу. Только враги у царя про то прознали и хотели сгубить. Но не тут-то было. Прислал царь тайно своего верного слугу ей на помощь. Тот злодеев наказал. За это отдали Алену за него в жены. Теперь чуть что, царь заступается за него, да все баловства прощает. А у злодея имение отобрал да заграницу прогнал».

Только жена про такую версию еще не знает. Я предвкушаю эффект от того, что там мои наговорили, да как подготовили встречу. Болото замерзло. Едем напрямую. Нам пробивают путь на санях. Егор верхом рядом, улыбается и подмигивает.

Алена настоящая русская барыня. Никаких новомодных выворотов не признает. У нее только две оценки: мое или не мое. Ей лучше знать, как перед народом появляться. Артистка она еще та. Сейчас она в приталенной темно-бордовой шубке, с короткой опушкой белым горностаем по рукавам и стоячему воротнику. На талии пояс темно-золотой парчи с которого на цепочках свисает к бедру в ножнах бебут, отделанный серебром. На голове круглая шапочка в тон шубке. На ногах сапожки в тон поясу. Сверху накинута шуба из чернобурок, чьи хвосты до земли свисают. Подарок Егоров.

Я целую ее в щеку и шепчу: «Королева разбойников». Она чуть улыбается, но только для меня. Видно, что волнуется.

Зимний день короток. Выехали утром еще затемно. Останавливались на час переменить лошадей да пообедать. Подъезжаем уже в начинающихся сумерках. Издалека крики. Верховые дозорные метнулись к Чудинову.

А там толпа. Наверное, все шестьсот душ и собрались вместе с женами и чадами.

Впереди шевеление. Я сначала подумал, что это дети, но оказалось, что это дворня и часть крестьян ползут на коленях в нашу сторону. И кланяются в землю.

— Что за цирк? — Спрашиваю Егора.

— Где? Чаво?

— Балаган с Петрушкой, говорю. Это что они?

— А пущай каются. Ты только не мешай, — усмехается он в бороду, — сам приказал в лучшем виде встречу устроить. Ну и вот, принимай.

Мы до них доехали, они до нас доползли. Сани распрягли и подняли на руках, понесли к усадьбе. Мелькнула мысль, что они нас сейчас, как Ольга древлянских послов, в яму кинут и сожгут. Но ямы не было. Было искреннее умиление на лицах. Вот умеют же люди от ненависти моментально переходить к поклонению. И наоборот. Воротит от таких почестей. Но не для себя стараюсь. Донесли до крыльца, поставили. И давай лбом землю бить.

— Ты чего им наговорил? — Шепчу я Егору.

— Так что ты тогда обещал их барину, так и я сказал. Что обсмолим, да знаки из них наделаем, чтоб в дорогу на болоте указывали, — лукавые глаза единственно выдают его, — да шуткую я. Такое тоже говорено, но не всем. Искренне вас почтить желают. Не любили тех — то.

Я сошел с саней и подал руку Алене. Народ утих.

— Государь наш, Александр Павлович, подарил мне это имение. И с того месяца я владею вами. Но управлять и все дела ваши решать будет моя супруга законная Елена Петровна Зарайская. Все кто имел обиды, говорите сейчас.

— Прости нас, Христа ради, Елена Петровна, — выдвинулся на коленях вперед управляющий.

По его виду, именно ему пообещали продолжение карьеры на болоте. Я молчу и отступаю шаг назад, оставляя Алену впереди.

— Встаньте все, — машет она царственно ручкой в бордовой перчатке с опушкой, — никого не виню, ни на кого не злюсь, но каверзы не прощу. Как и муж мой. А сейчас принимайте нас, как данных вам господ.

Повернулась и в дом пошла. И я за ней.

Быт барский не таков, каким мы привыкли жить. Мы себе не отказывали в еде или качественной одежде, но здесь все устроено к комфортному проживанию. Еду готовил повар из французов. Ему и гувернерам отказали в месте, и они ушли. Зато остался повар из дворни, который, как сказали, некоторые блюда готовит лучше, чем тот француз. Да и дворни всякой разной пятьдесят человек.

Дом огромен, два этажа, есть флигели правый и левый, есть светелки на чердаке, где прислуга живет. Есть подвал в два роста с устроенным винным погребом и ледником под припасы. В одной из комнат настоящая ванна, большая и обложенная мрамором, с античными статуями по углам. О снятых картинах напоминают более яркие квадраты на шелковых обоях. Часть мебели