Издалека донесся шум двигателя. Они оба замерли и прислушались: к коттеджу подъехала машина. Затем хлопнула дверца, по крыльцу застучали шаги, и промокший и грязный Харрис ввалился в гостиную, дрожа и отряхиваясь, как большой мокрый пес. Он обвел комнату налитыми кровью глазами, но трезвости, чтобы оценить напряженную обстановку, ему явно не хватало.

— Ну и погодка! — заявил он. — Я подумал, что надо проведать моих любимых племянников, а то как бы их не смыло в океан. Какая досада, что у тебя нет телефона, Эммет, а не то я бы…

— Не называй его так.

Харрис повернулся к своей мокрой племяннице, пьяно удивляясь:

— Что-что, Рейчел?

— Я сказала: не называй его Эмметом.

Брови Харриса полезли на лоб.

— Что она болтает, малыш? — обратился он к бывшему Эммету. — Она не заболела? Дождь, холод…

— Не заболела, — коротко ответил Джек Аддамс, — она знает.

— Знает что? — вилял Харрис, пытаясь выиграть время.

— Знает, чем мы с тобой занимались последние три недели. Знает, что я ей не брат.

— Мой милый мальчик, я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Она знает, потому что я ей все рассказал. При этих словах лицо у Харриса Чандлера моментально осунулось.

— Черт возьми, парень, зачем ты это сделал? — спросил он, помолчав. Он стрельнул взглядом в сторону племянницы, сидевшей с каменным выражением, и снова обратился к бывшему Эммету: — Это ты зря.

— Нет, не зря, — горько улыбнулся тот. — Хочешь выпить? Глупый вопрос. Конечно, хочешь. Я бы тоже не отказался. А ты, Рейчел?

— Нет! — Она решила, что ничего не примет из его рук.

— Напрасно ты отказываешься, — пожурил ее Харрис, — ты рискуешь простудиться и умереть.

— Потрясающая заботливость. Я растрогана, — процедила она сквозь зубы. — Ты пробовал найти настоящего Эммета?

Харрис побледнел, испугавшись ее внезапного выпада.

— Мы пытались, верно, малыш? — начал оправдываться он. — Мы ездили к твоему священнику и вчера и сегодня, но его чертовски трудно застать дома.

— К моему священнику?

— К отцу Мерфи. Ходят слухи, что он разговаривал с твоим братом в последние месяцы. Мы хотим выяснить, правда ли это.

— Я сама у него спрошу. — Она поднялась, едва сдерживая дрожь, пробирающую ее до печенок.

— Э-э-э-э… Рейчел, — нервно пролепетал Харрис, — какие у тебя планы?

— В отношении чего?

— В отношении меня. Нас. Ты собираешься нас разоблачить?

Джек Аддамс задержался у двери и посмотрел на нее с любопытством, но без тени беспокойства, будто его будущее совершенно не зависело от ее ответа.

Рейчел холодно улыбнулась:

— Пока не знаю. Утро вечера мудренее.

— Э-э-э… подвезти тебя в гостиницу? Я нашел бы для тебя свободный номер.

— Не нужно, дядя Харрис. Я никуда не поеду. Я останусь здесь.

Она направилась к себе в спальню, подобрав по пути брошенный чемодан. И не без удовлетворения заметила, что ей удалось вытрясти эмоции из замкнутого лица Джека Аддамса, удалившегося, наконец, на кухню, хотя оставалось неясным, какие именно.

— Здесь? — сдавленным голосом переспросил Харрис.

— Естественно. Если Эммет появится — а я ожидаю, что это произойдет через несколько дней, то я не должна глаз с вас спускать, чтобы вы тайком не облапошили его. Если мой брат находится на острове, я не хочу упустить случая увидеться с ним, прежде чем он снова растворится в тумане.

— Рейчел! — воскликнул потрясенный Харрис. — Мы не желаем Эммету зла! Ради бога, детка, что ты болтаешь?

Она резко и неприятно расхохоталась, задыхаясь от слез, и скрылась у себя в комнате. Джек Аддамс стоял на кухне и исподтишка наблюдал за ней через распахнутые двери. Когда дверь ее спальни закрылась, он повернулся, плеснул себе чистого рома, взял бокал и, ни слова не сказав сообщнику, вышел на крыльцо, в штормовую ночь. Там он стоял и невозмутимо смотрел на океан.

«Одно дело — эффектно покинуть сцену, — с досадой думала Рейчел, стоя с другой стороны двери, — а другое — вернуться туда, если в спешке что-нибудь забудешь». Она ждала, пока глаза привыкнут к кромешной тьме, и страшно жалела, что не сообразила захватить керосиновую лампу. Пусть бы эти два злодея посидели без света! Но было уже поздно — теперь она ни за что не могла вернуться. На сегодня с нее было более чем достаточно. Циничное, враждебное лицо Джека Аддамса довело ее почти до предела, и, увидь она его еще раз, она бы потеряла контроль над собой и…

«Что? — тут же одернула она себя, криво усмехаясь, — биться в истерике на полу? Орать на Эммета-Джека, пытаясь выдавить из него хоть каплю чувства?»

Как бы привлекательно это ни звучало, она не могла себе этого позволить. Как бы сильна она ни была, он выступал в другой весовой категории. Она быстро оказалась бы в побежденных, сделав себе еще хуже. Она уже заранее чувствовала свою слабость и уязвимость перед ним.

Бросив чемодан на стул, Рейчел шагнула к кровати. Силы вдруг оставили ее, и она рухнула на свою смятую постель. Она понятия не имела, который уже час — наверное, что-то около четырех часов утра. Она забыла взглянуть на часы, когда уходила из гостиной. Вздохнув, она, усевшись, сунула себе за спину подушки и пристроила голову на железную спинку, заранее смирившись с тем, что уснуть удастся нескоро. А тем временем можно было в полной мере насладиться болью в ободранных коленях, порезанной руке и раненном предательством сердце.

Из соседней комнаты не доносилось ни звука, ни шороха, ни шепота заговорщиков, хотя, наверное, шум снаружи не позволял ей ничего расслышать. Погода — как по заказу — благоприятствовала нечистым на руку дельцам. Наверняка они задумали сбросить ее со скал Непали или еще что-то в этом роде. Может быть, они уже отыскали Эммета, нашли способ заткнуть ему рот и…

Нет, снова одернула она себя. Человек, называющий себя Джек Аддамс, может быть аморальным, равнодушным вором, но на убийцу он не похож. А может быть, он и не такой уж равнодушный, подумала она, проводя рукой по губам. Он мог бы ничего ей не говорить, пусть бы она продолжала мучиться, думая, что отчаянно влюблена в родного брата. Но почему он сказал ей правду?

Если это была правда. Во всем этом деле был только один хороший момент, принесший ей долгожданное облегчение: в тот миг, когда он признался, ее безумная страсть прошла так же быстро, как и возникла. «Вот такая вечная любовь». — Она передернула плечами. Стоило ему произнести «я не твой брат», как пламя, угрожавшее пожрать ее, разом прогорело и остался лишь холодный мокрый пепел, оцепенение от боли и предательства.

К сожалению, ее бесчувственность продлилась недолго. Она сменилась раскаленным бешенством, которое застилало ей разум, не давало ясно мыслить, мешало выбраться из лабиринтов лжи и полуправды, понять, чему стоит верить, а чему нет. Ей необходимо было срочно взять себя в руки, чтобы снова не угодить в их ловушки и найти своего настоящего брата. Кажется, это начинало получаться.