тексты, обращая внимание на отдельные их части или темы, привело к появлению новых способов расположения слов на странице. В XIV в. книги впервые приобрели целый ряд инструментов и характерных черт, которые в наше время кажутся само собой разумеющимися: оглавление и указатели; деление на главы, разделы и абзацы; адресованные читателю примечания – в виде заметок на полях (впоследствии они превратились в постраничные сноски) или отдельных текстов, обзоры и краткие содержания[220]. Все они стали непременными составляющими книги.

Появлению перечисленных элементов книги способствовала система копирования рукописей, возникшая в Италии, а со второй половины XIII в. принятая в Парижском университете и переживавшая период расцвета. С помощью этой системы, называемой пециальной, рукописи разделялись на части из четырех страниц (пеции), и каждая часть выдавалась для переписывания разным студентам. Хотя отдельно взятый студент, разумеется, работал не быстрее профессионального писца, одновременно с ним другой студент копировал следующие или предыдущие четыре страницы, еще один – следующие четыре и так далее: в результате полный список текста гарантированно появлялся намного быстрее, чем если бы над всей рукописью работал один переписчик. Основной целью пециальной системы было ускорение процесса копирования, но ее побочным продуктом стало ускоренное внедрение нововведений, касающихся расположения и формы текста, по сравнению с ситуацией, когда рукописи по-прежнему производились бы в скрипториях, рассеянных по всей Европе и часто расположенных в сельских и удаленных от цивилизации монастырях.

Распространение рукописей, использующих передовые инструменты поиска, дало новую жизнь флорилегиям, которые теперь снабжались указателями и оглавлениями, а иногда сам их текст приобретал алфавитное расположение. Также в них стали регулярно включать светские произведения наряду с религиозными, что вызвало дополнительные организационные вопросы. Дело в том, что хотя «Сентенции» Петра Ломбардского и его последователей учитывали разные аргументы и рассматривали противоречия между ними, однако все они, кроме «Да и нет» Абеляра, в итоге приходили к определенным выводам. Теперь же читатели стали использовать доступные справочные инструменты для поиска новых аргументов, чтобы с их помощью сделать вывод самостоятельно. В результате порядок приведения цитат нуждался в пересмотре. Старое иерархическое расположение – от Библии к отцам церкви, а затем к позднейшим комментариям – перестало быть само собой разумеющимся, поскольку в некоторых трудах религиозные тексты уже не преобладали, а для светских авторов не существовало надежно установленной иерархии. Немецкий теолог Гуго Сен-Викторский (ок. 1096–1141) рассмотрел вопрос устройства флорилегиев, или сборников общих мест, которыми им предстояло стать: «При изучении наук сохраняйте для себя подлинные сокровища… В сокровищнице мудрости есть разные богатства, и множество комнат для них есть в хранилище вашего ума… Их упорядоченное расположение дает ясность знания… Беспорядок порождает невежество… тогда как упорядоченное расположение просвещает разум[221].

«Порядок [текстов] просвещает разум» – такая мысль не пришла бы в голову Петру Ломбардскому. Да и в наши дни вряд ли с ней согласятся. Современных читателей сборники общих мест могут развлечь, но вряд ли мы станем рассматривать их как источник мудрости или «просвещения разума». Однако в XIII в. считалось, что они, по крайней мере отчасти, содержат оригинальную мысль и важным условием ее выражения была организация текста. Флорилегий Арнольда Льежского даже был озаглавлен «Алфавит цитат» (Alphabetum narrationum, 1297–1308), что предполагало организацию материала в качестве ключевого элемента книги.

Преподобный Бонавентура (1221–1874), итальянский богослов и глава францисканского ордена, воспринял учение Петра Ломбардского в годы занятий в Парижском университете: возможно, он был учеником Александра Гэльского, чье краткое изложение «Сентенций» использовалось в университете в качестве базового учебника; позднее сам Бонавентура написал к нему комментарий. Таким образом, можно считать, что его подробная классификация типов авторов и оценка их значимости отражали общепринятые представления:

Существует четыре способа создания книги. Один пишет, ничего не добавляя и не изменяя: это просто переписчик. Другой пишет, прибавляя, но не свой собственный труд: это составитель. Третий пишет собственный текст и [переписывает] тексты других, но последние являются основной составляющей… он [также] называется составителем, а не автором. Четвертый пишет свои и [переписывает] чужие тексты, но его собственный текст является основным, а [тексты] других авторов добавляются только для подтверждения его взглядов: его следует называть автором[222].

Таким образом, хотя Бонавентура придавал первостепенное значение оригинальной мысли, оценивая количество написанных книг, он явно полагал, что на каждого «автора», создающего оригинальное произведение, приходится по два компилятора, составляющих тексты.

Одним из самых влиятельных флорилегиев этого периода стал «Букет цветов» (Manipulus florum) Фомы Ирландского, написанный в 1306 г. и многократно переиздававшийся вплоть до позднего Ренессанса: в XVI в. появилось по меньшей мере 25 изданий, в XVII в. – еще 12[223]. Фома, скорее всего, приехал из Ирландии, хотя мы не знаем наверняка; он, однако, определенно получил образование в Сорбонне, а впоследствии, вероятно, был священником в Париже до своей смерти где-то между 1329 и 1338 гг. «Букет цветов» Фомы был задуман как источник для написания проповедей, но ретроспективно мы также можем увидеть в книге неосознанное использование подходов, характерных для светских антологий того времени: в ней не описываются и не предписываются какие-либо богословские воззрения, а просто приведены яркие примеры и полезные цитаты, которые читатель мог использовать по своему усмотрению. Содержание заимствуется из двух более ранних флорилегиев: "Florilegium gallicum" и "Florilegium angelicum". Эти произведения XII в., вероятно созданные во Франции, высоко ценились, так что Винсент из Бове включил большие отрывки из "Florilegium gallicum" в «Зерцало истории», сохранив даже расположение текстов[224].

Фома, однако, изменил порядок цитат, сгруппировав их вокруг 266 тем, относящихся к богословию, догматике, морали и этике, но отступив от прежней модели, в которой цитаты упорядочивались сообразно определенной системе ценностей: иерархия от небес к человечеству; противопоставление добра и зла или добродетелей и пороков; относительный авторитет авторов цитат. Вместо этого Фома расположил темы полностью в алфавитном порядке, «в духе конкорданций», как написал он в предисловии, полагая, что его читатели – проповедники – знают, что такое конкорданции, поскольку эти книги очень быстро вошли в круг обязательной для духовенства литературы; на случай, если этот жанр окажется неизвестен читателю, он дал краткое объяснение того, что такое алфавитный порядок.

Этот способ упорядочения материала все еще оставался новым, и Фома не всегда находил его уместным, поэтому иногда переходил от алфавита к тому, что представлялось ему логическим расположением: gloria bona (добрая слава) и gloria mala (дурная слава) противоположны по значению, поэтому он помещает их рядом, но следом за ними идет gloria eterna (вечная слава) как логический итог, несмотря