Мы долго ехали молча, словно досыпая в сёдлах. Над головами, расправив кожистые крылья, парила виверна, не хуже стрелки компаса указывающая курс на скрытые за лесной чащей скалы. Звериные тропы, мало приспособленные для странствия всадников, то и дело заставляли спешиваться и отклоняться в сторону от нужного нам направления. В этих случаях встревоженная тварь резко сбрасывала высоту и орала негодующе-удивлённо, словно возмущаясь, куда это мы пытаемся улизнуть с указанного её хозяином пути.

– Скажи-ка, святой, – глядя на синеющее небо, в котором носилась недовольная виверна, ни с того ни с сего спросил Лис, – а ты на этом, как его, коелбрене, читать умеешь?

Черты Карантока стали резче и строже, и чело его нахмурилось. Он помолчал немного и изрёк с нескрываемым презрением:

– Коелбрен – богомерзкое писание диких колдунов и шарлатанов, носящих имя друиды, или же дервиды. Коснея во грехе, они не почитают истинным триединство Господа нашего. Но, укрываясь в лесах и пещерах, творят свои злодеяния, постигая язык птиц и тварей земных, разговаривая с рыбами и гадами ползучими, раскрывая тайны камней и деревьев. Коснея во грехе, носят они белые одежды, и, видя этот цвет чистоты, знания и духовного единства, люди именуют их пророками и носителями закона. Люди почитают их, прося выступать судьями в спорах и прорицателями судеб. Один раз в семь дней они выходят к народу и рекут, становясь лицом к светилу: «Пред оком Бога, оком правды…» – он замялся, вслушиваясь в собственные слова, словно удивлённый их звучанием. – Господи, я ли говорю это? Друиды, их приспешники барды и ученики их овидды, – тут глаза святого распахнулись изумлённо, и речь стала маловразумительной, – …зелёные мантии… музыка и медицина… закон… одеяния голубые… грех… музыка… истина… слово Божье… богов… Грех, грех, грех!!! – Каранток перекрестил собственный рот. – Оборони, Господи!

– Что это с ним? – ошарашено глядя на нашего спутника, спросил Лис. – По-моему, у святого лихорадка.

– Нет ничего лучше при лихорадке и жаре для утешения возмущения первичных жизненных сред, чем растение, посвящённое земле, – худворт[9]. Для того же, чтоб извлечь из сего чудесного растения его излечивающую силу, след взять одну унцию изрядно высушенной травы и, поместив в глиняный сосуд, залить её крепчайшим мёдом, вдвое большим по объёму, чем худворт. И настаивать так пол-луны. После чего процедить и, собрав в бутыль, давать по одной капле на каждые десять фунтов веса четырежды в день.

Каранток, видимо, отчаявшись усмирить поток речи, вырывающейся изо рта, прикрыл его ладонью и, сделав мученическое лицо, стал подгонять пятками смирного мула, неспешно влачившего свою святую ношу.

– Капитан, ты чего-нибудь понял?

– Ну, если вместо крепчайшего мёда взять, скажем, спирт. То, пожалуй, вполне…

– Я не о том! – прервал меня Лис. – По-моему, у святого, уж не знаю, в честь чего случился сдвиг по фазе. Башка нихт, полная абстракция.

– Прострация, – поправил я.

– Да тут шо в лоб, шо по лбу. У него там уже вава на всю голову.

– Ох, – вздохнул я, – кто их знает, этих святых! Мало ли что ему САМ по закрытой связи нашептал. Одно слово – свя-то-о-ой!

Господь, пожалуй, единственный коллектив авторов, не требующий гонорара за свои писания.

Вольтер

Густая тень скал-близнецов ползла всё дальше, уже полностью закрывая группу, ведомую к хижине отшельника.

– Слава Всевышнему! – бормотал едущий рядом с нами Каранток, сохранявший стоическое молчание со времени своего вдохновенного повествования о друидах. – Нынче доведётся мне воочию узреть преосвященного Эмерика и насладиться его высокомудрыми наставлениями. Ибо кто, как не он, есть светоч христианской веры, и кто, как не он, поможет укрепиться в истинной вере страждущему грешнику, искушаемому бесами. Защита Господня да пребудет со мной!

Непонятно, кто был слушателем неистового валлийца. Уж во всяком случае, не мы с Лисом, да и виверна, кружащая над лесом в поисках удобного места для посадки, вряд ли могла слышать его слова. Мне почему-то казалось, что святой пытается убедить себя в чём-то весьма для него самого неоднозначном.

Ветхая лачуга примаса[10]Британии уже была видна, как на ладони, когда ликование нашего спутника было прервано неожиданным Лисовским возгласом:

– Могила!

– В каком смысле? – спросил я, памятуя о том, какой цветисто многозначной может быть речь моего друга.

– Да вот, шагов тридцать влево от хижины. У подножия скалы, – указал Рейнар. – Самая что ни на есть натуральная свежая могила.

Я вгляделся в то место, куда указывал Лис. Действительно, прямоугольник свежеснятого дёрна был завален грудой скальных обломков и увенчан в головах грубым деревянным крестом.

– Никак Артурова, – словно читая мои мысли, произнёс Лис.

– Скоро узнаем, – пожал плечами я. – Одно можно сказать наверняка. Эмерик не мог в одиночку натаскать этаких глыб, чтобы завалить яму. Стало быть, здесь либо был, либо ещё до сих пор есть кто-то из крепких мужчин. Возможно, это действительно мои кузены.

Словно подтверждая эти слова, из хижины, опираясь на длинный шест, вышел широкоплечий коренастый человек с обветренным лицом северянина, в белой рубахе до колен.

– Друид! – завопил Каранток, шарахаясь в сторону и намереваясь дать стрекача.

– Алё, святой! Опомнись! – Лис успел схватить под уздцы возмущённого резким поворотом мула. – Какой же это друид, это рыцарь. Только у него отчего-то рубаха чистая и не перепоясанная.

– Действительно, – подтвердил я слова друга. – Это рыцарь сэр Бэдивер, мой двоюродный брат.

– Не друид? – опасливо переспросил Каранток.

– Ни в малейшей степени.

– Кто вы такие, путники? И что делаете в этих местах? – рявкнул сэр Бэдивер, разглядывая приближающихся к развалюхе всадников.

Я думаю, если у Карантока ещё оставались какие-то сомнения по поводу принадлежности встречающего к сообществу друидов, то после этих слов, вернее, после тона, которым были произнесены эти слова, они улетучились, не оставив следов.

– Эй, Бэдивер! – крикнул я. – Ты что же, не узнаешь своего брата Торвальда? Или ты забыл моего друга Рейнара, с которым в Дунстанборо вы на спор выпили на две чарки больше, чем весь гарнизон крепости.

– Торвальд! Рейнар! – здоровяк откинул в сторону палку и бросился к нам. – Откуда вы? Вот ведь негаданная встреча! – он распахнул объятия и стал попеременно тискать в них то меня, то Лиса. – Где же вас носило так долго? А это кто?

– Да тут один святой с нами увязался, – потирая сдавленные богатырскими объятиями плечи, небрежно кинул Лис. – Звать Каранток. Сын короля Уэльса Берримора, не путать с Дуремаром. Просим любить и всячески жаловать.