Ягоду срочно отстранили от дел. Однако труд его даром не пропал. Любителей поживиться чужим урожаем у нас предостаточно. В Кремле появился некто Ежов, карлик с тенором евнуха. Бывают женоненавистники, бывают мужененавистники, а Ежов ненавидел всех, включая товарища Сталина.

Когда начали арестовывать соратников, Бухарин понял, что скоро придут и по его живот. Хотел сбежать, но Советский Союз – не царская Россия, не больно-то разбежишься. И тогда он с перепугу написал письмо будущему поколению руководителей партии. Не грядущим потомкам, о которых они любили разглагольствовать в свободное от партийной борьбы время, а грядущим вождям, потому как времени на пустую болтовню не оставалось.

И что он наворотил в этом послании? Наивный человек. Выдал себя со всеми потрохами. У Мартемьяна Рютина, которого он доблестно заложил, у того были претензии к политике партии, обескровившей Россию. Того, значит, за дело расстреляли. А его, Николая Бухарина, за что к стенке ставить? У него последние семь лет разногласий с партией не было.

Это какие же семь лет – когда громили промпартию, раскручивали шахтинское дело, когда работящих мужиков эшелонами гнали в Сибирь на верную смерть, когда одни убивали Кирова, а других за это расстреливали – тогда у него разногласий не было? Да и откуда им быть, если его, Николая Бухарина, не трогают. Но стоило жареному петуху захлопать крыльями и прицелиться, тут-то они, разногласия, и появились. Теперь он смело заявляет, что несогласен с такой политикой. Ему, видите ли, хочется остаться в истории не только «Злыми заметками».

Письмо сочинил, а что с ним делать? Знает, что никто не напечатает. Пока в редакторском кресле сидел, сам решал, кого и как ставить, а тут вдруг оказался в презренном потоке самотека. И ничего лучшего в его многоумную голову не пришло, как заставить молодую жену вызубрить письмо наизусть, чтобы потом, в лучшие времена, переписать и размножить. Бедная девочка! За кого она вышла замуж – лысенький недомерок, годящийся ей чуть ли не в дедушки. Только любимец партии способен так воспользоваться детской наивностью и своим служебным положением. Осчастливил, устроил веселую жизнь за колючей проволокой. Никогда не устану удивляться этим политическим мужикам. Знает, что молодую жену с ребенком за его грехи на каторгу погонят, но думает не о том, как муки ее облегчить, а о своей драгоценной славе. Заставляет зубрить послание. Самое подходящее время нашел. Меня Есенин стихи заучивать не заставлял. Скромностью он не страдал, но даже с перепоя до такого додуматься не мог. А тут, пожалуйста, извольте запомнить и дотащить до будущих поколений эталон эпистолярного творчества. И ведь запомнила и дотащила! Самоотверженная женщина! Вот кому памятник надо ставить.

Заодно с Бухариным Ежов и самого Ягоду арестовал, оклеветал его помощников и еще много разных людей. В этой неразберихе пропала и пятая жена Есенина, не стало великой подвижницы: надругались, уничтожили и след на земле стерли.

А Есенин к тому времени еще не проснулся.

Сведений о его жизни в Мещерских болотах у меня почти нет, всего лишь несколько эпизодов, о которых поведала глухонемая на своем скупом языке. Богомольная старушка полюбила Есенина как сына, в преклонные годы выучилась грамоте только затем, чтобы прочитать его стихи. Прочитала и полюбила еще сильнее. Эту любовь внушила она и глухонемой внучке, которую потом благословила в жены поэта.

В тридцать втором году недалеко от избушки остановились на пикник какие-то столичные тузы, напились и открыли пальбу по бутылкам. Шальная пуля влетела в окно и рикошетом чуть не убила поэта. И убила бы, но глухонемая закрыла его своим телом. Поэту было тридцать семь лет. Трагедия Черной речки могла повториться и в Мещерских болотах. Я не виню Наталью Николаевну, что она не закрыла Пушкина от пули Дантеса, но все-таки наши советские жены надежнее дворянок.

Старушке приходилось обихаживать сразу двух лежачих больных. Внучку она выходила, а сама слегла, не выдержало изношенное сердце свалившихся бед. Оставила мыкаться вдвоем глухонемую и спящего летаргическим сном поэта.

Через пять лет, в тридцать седьмом году, глухонемая забеременела от Есенина. Произошло это сразу после гибели пятой жены, но здесь скорее всего случайное совпадение. А может, и нет. Боюсь гадать. Тем не менее в тридцать восьмом родился недоношенный и очень слабенький ребенок. Она пошла к леснику и попросила отвезти мальчика в город на воспитание к порядочным людям. Только не надо называть ее плохой матерью, она хотела, чтобы сын получил хорошее воспитание, а что могла дать ему глухонемая отшельница, муж которой проспал тринадцать лет и неизвестно когда проснется. Она была прекрасной матерью и прекрасной женой.

Потом, когда Есенин проснулся и случайно посмотрел фильм «Стряпуха», он узнал своего сына. Юноша не имел золотых кудрей отца, и лицо у него было грубое, но голос крови подсказал поэту, что на экране его сын. От Есенина ему досталась небольшая, но ухватистая сила, артистичность и самосжигающий темперамент. Звали актера Владимир Высоцкий. Имя и фамилию он получил от добрых людей, которые воспитали его.

Вслед за старшими детьми и младший сын Есенина вырос без него – еще одна плата за певческий дар, отпущенный Богом. Поэтому он и не сказал Высоцкому, кто его истинный отец.

А проспал Есенин тридцать три года. Ровно столько же пролежал в недуге богатырь Илья Муромец. Столько же прожил Христос до распятия.

И самое удивительное, что за этот срок он ничуточки не постарел. Каким уснул, таким и проснулся. Даже лучше. Засыпал после долгого запоя, опухший, с посеревшей кожей, а встал с ясными глазами и разглаженными морщинками. Зато шестая жена из юной девушки превратилась в старуху. Убогую женщину Всевышний наградил благороднейшим сердцем, увидев выздоровевшего мужа, она поняла, что ее миссия выполнена, и ушла в монастырь, не потребовав даже словесной благодарности за молодость, отданную ему. Вовремя пришла и вовремя ушла, как гениальная актриса.

Перед тем как начать свою вторую жизнь, Есенин сходил на Ваганьково посмотреть на собственный памятник, постоять возле собственной могилы, в которой покоится Звезденко. Памятник ему очень не понравился. Но когда увидел у подножия железный крест с нацарапанным: «Галя, друг», не мог удержать слез. Только там понял, каким слепцом был и насколько виноват перед Бениславской. Жег стыд за свои деловые до жестокости письма к ней, стыд, что пришел на это запоздалое свидание без цветов. Хотя цветов на могиле хватало и для нее. И скучать не позволяли, постоянно кто-то подходил. Остриженный наголо мужичонка читал с подвывом «Трубит, трубит погибельный рог…». После слов: «Вы, любители песенных блох», Есенин подсказал ему строчку, замененную многоточием. Но этот псих не поверил, даже оскорбился. Но самое поразительное – он не узнал своего любимого поэта.

Потом и в редакциях его не узнавали. Всем хотелось, чтобы он был похож на артиста Никоненко. А он был похож на себя.

В редакциях его ждали самые большие разочарования в жизни. Даже в диких кошмарах, которые терзали его в молодости после запоев, не могло ему привидеться, во что превратятся литературные журналы к середине века. Казарма, полицейский участок, приемная помощника городского головы – что угодно, только не гнездовье муз.