кабинета, оставив меня в таком же недоумении, как и майора.

— Пожалуйста, Артем Андреевич, — майор успел запомнить как меня зовут, — не стесняйтесь, говорите, что Вам нужно.

Я пожал плечами. Безымянный, конечно был незаурядной личностью, но я успел забыть о его положении в иерархии власти. Для меня он был наставником, от которого я много получал, и с которым обычно не соглашался и спорил. Для СП же, он был высочайшим начальством, приказы которого нельзя было нарушить даже в мыслях.

— Помогите мне добраться до окраины города. Дальше я пойду сам.

Минуты через три я уже сидел в броневике СП. Спереди и сзади ехало еще по машине.

— В лесах могут быть террористические группировки. Куратор нам головы поотрывает, если с Вами что случится. — руководитель базы увивался передо мной ужом. Я особо не придавал значения его словам: броневики были нам не по зубам, они были изготовлены из сверхпрочного пластика, который не брал и гранатомет.

Еще через полчаса я уже шел по знакомым с детства улицам. Здесь, на самом деле, ничего не изменилось. Я сделал небольшой крюк, пройдя мимо дома Лехи так, чтобы он меня заметил. Молодец, он скользнул по мне равнодушным взглядом. Чтобы ни у кого не осталось сомнения, я присел на скамеечку в сквере напротив окон квартиры Сережи и просидел минут двадцать. Теперь можно было идти домой и ждать, сообщения, куда идти и когда. Одним словом, все как обычно.

У нашего способа передачи сообщений есть один недостаток. Чтобы тебе кинули записку в окно, нужно жить низко и не закрывать окно. Тем, кто живет выше, пишут в середине рекламных буклетов и суют в почтовый ящик, а я оставался на съедение комарам, от которых отвык за прошедший год. Даже разрекламированные чудо-репелленты почти не помогали. Но мои муки не были напрасными: записку я получил. Мне нужно было прийти в десять в условленное место «номер четыре» — в лесу, за оврагом. Это был самый удобный способ: идет человек, идет и, вдруг, его уже нет! Овраг густо зарос кустарником, спрятаться там очень легко, а всех, кто идет следом, хорошо видно. Дома я полностью переоделся. Как бы ни ехидничал Безымянный, называя меня параноиком, а лучше перестраховаться, чем притащить на хвосте СП, а то и жуков, не заметив датчик на одежде.

На место сбора я пришел последним, и меня уже ждали. Что было довольно неприятным, ждали с оружием.

— Я это, я, — пробурчал я усаживаясь на траву. — Давайте, хоть поздороваемся. Представляете, за целый год — ни единого рукопожатия.

Макс хмыкнул, но подошел первым. Я протянул ему руку, но он игнорировал ее и стиснул меня в объятиях. Я ответил ему тем же.

— Ну и ну! — удивился он, — Ты стал намного сильнее!

Я кивнул головой.

— Целый год каждый день на тренажерах занимался. Это — обязательно для всех в Цитаделях. Да, Сергей, у меня дома лежит послание тебе от Кати. Я не решился взять его с собой, но вечером я оставлю его в сквере, между урной и скамейкой.

Сергей молча кивнул и впился взглядом мне в лицо.

— Разговор будет долгий, — предупредил я, — и лучше не перебивайте. Вам, конечно придется хуже, чем мне. Я получал информацию порциями, а на ваши головы выльется все. Готовьтесь.

Я рассказывал больше часа, не забыв ничего — ни разговоров с Безымянным, ни особенностей жизни жуков, ни Рюсэя Симоду. Ребята слушали молча и так же молчали, когда я закончил. Молчание нарушил Макс, как самый практичный:

— Что ты будешь делать?

— Вернусь в Цитадель. Мне нужно еще года два или три обучаться. Дальше — не знаю. Лучше всего мне было бы просто вернуться домой и вновь уйти в партизаны, но этот вариант мало возможен. Я надеюсь, что руководство движения поможет мне. И еще — там Симода. Не знаю, что бывает с теми, кто убивает в Цитадели, но по нему плакать не будут.

— Это понятно. Но что ты будешь делать сейчас? На руках у тебя информационная бомба, которая может разнести весь мировой порядок.

Я вздохнул.

— Во-первых, у меня нет времени, чтобы как-то зафиксировать свои сведения: мне дали только три дня, включая сегодняшний. Послезавтра вечером мне нужно быть на базе СП. А во-вторых, кто мне поверит? Ты мне веришь?

— Да, — ответил Макс.

— Это потому, что ты меня знаешь. И все-таки даже ты захватил оружие с собой. А все, кто не воевал со мной вместе?

— Мы сами обработаем это все и разместим в Интернете, — предложил Даниил.

Я улыбнулся.

— Как раз, в духе Безымянного. Я не сомневаюсь, что он выложил это все и в гораздо более полном виде. Что мы этим изменим? Получим новую заметку о дружелюбных жуках между историей о новом появлении Лох-Несского чудовища и снежным человеком в Гималаях? Единственный способ — записать это все и в письменном виде распространить среди знакомых.

— Но что теперь нам делать? Продолжать воевать?

Я перевел взгляд на сидящего молча Сережу.

— Сергей, ты продолжишь свою войну?

— Да! — с вызовом ответил он.

— Вот тебе и ответ. Я тоже продолжу свою войну. Я буду сражаться против этих дружелюбных приветливых людей, стремящих облагодетельствовать все человечество против его воли. Они командуют нами — ради нашего же блага. И я верю, что, в конечном итоге, все люди будут жить лучше. Но с людьми нельзя так обращаться! Пусть я и глупее Безымянного, это еще не причина, чтобы игнорировать мое мнение. С чего они взяли, что поступают правильно? Они всего-навсего — горстка единомышленников, захватившая власть над миром. Для них не существует оппозиции, потому что они монополизировали истину. Они — такие же фанатики, как и инквизиторы пятьсот лет назад. Безымянный искренне считает, что любой самостоятельно думающий человек непременно придет к ним. Но он не желает слушать моих доводов, сразу же отвергая их. Он — рационалист, и, с этой точки зрения, совершенно прав. Но люди — не машины. Кроме рассудка у нас есть еще совесть, собственное достоинство, гордость и обычаи предков. Библейский Исав продал первородство за миску похлебки. А хотим ли мы ради лишней миски отказаться от гордости и чести? Пойти в уютное стойло, признав их высшими существами, имеющими право делать с нами все, что им заблагорассудится?

Сережа вскочил на ноги.

— Я сначала не доверял тебе, думал, что ты уже предал нас. Теперь я вижу, что ты с нами, что ты наш командир! У нас есть еще время, мы сможем послезавтра утром сделать