На очередной фотографии я, Вера и Таня сидим в обнимку перемазанные клубникой.

– Как идут дела у твоих подруг? – спросил просветленный после молитвы правоверный мусульманин.

Я поведала о печальной вдовьей участи Тани и Веры; о поминках, которые посетила на днях.

– Да, действительно, женщине остаться одной, без мужчины, просто беда, – посочувствовал их горю Руслан и вышел позвать в комнату своих жен-красавиц. Когда он вернулся, я попросила отвезти меня домой побыстрее, чтобы родители не волновались, и рассказала о вечернем инциденте в метро. В ответ друг предложил покататься до утра по ночной Москве.

– Ты себе не представляешь, до чего в Москве ночью стало красиво со специальными подсветками. Как в сказке! Маму твою уговорю сам.

– Да она ни за что не согласится.

– Согласится, даю слово мужчины. – Руслан набрал номер на мобильном телефоне и заговорил мягким, вкрадчивым баритоном. К моему бесконечному изумлению, мама почти сразу сообщила сначала ему, а потом и мне свое кроткое согласие.

– Только смотри не простудись, кофточку на себя накинь, – добавила она.

Гипнотизирует он людей, что ли. Совсем как это было в детских пионерских лагерях, Руслан торжественно объявил своим девушкам отбой, то есть буквально сказал, что им пора идти ложиться спать. Не возразя мужу ни словом, одна из них сделала ему легкий массаж шеи и плечевого пояса и, вежливо попрощавшись, удалилась последней в отведенные лично ей покои.

– Фантастика, что делается! Руслан, а мне твои красавицы массаж не сделают? Я тоже хочу хоть кусочек сервиса.

– Пойдем в саду еще посидим. Там хорошо!

В увитой плющом беседке мы пили ароматный турецкий кофе из крошечных чашечек, болтали без умолку и смеялись, как когда-то раньше, пока золотисто-малиновый закат не окрасил в нежную пастель белокаменное великолепие Русланова дома, а в лиловатом вечернем саду праздничной иллюминацией не зажглась автоматическая подсветка. Не торопясь, с особой уверенностью и гордостью Руслан вывез из гаража новейший серебристо-серый «Мерседес». Я нежно погладила выпуклые бока этого красавца, в глянце которых любовно отражались розоватые огни притихшего сада.

– Эх, хорошо пронестись по вечерней Москве с ветерком, – засмеялась я в мечтательном предвкушении. До нее отсюда было километров шестьдесят, и мы тронулись. Прощай, беломраморный гарем в стиле имперского классицизма.

До конца земных дней мне не забыть той чудесной, полной огней, звезд, ветра, свежести июньской ночи: точно такой, какая может быть, только если ты отчаянно-отчаянно молод. Я опустила стекла до конца и настежь отворила окна навстречу искрящим и блистающим потокам жизни. После двенадцати Руслан погнал машину на бешеной скорости и перестал обращать внимание на стороны движения и светофоры. Отчего-то в эту ночь других машин на дорогах почти не попадалось, а на мой вопрос о гаишниках он скептически отмахнулся.

– У меня российский флаг на лобовом стекле и определенный номер. Они не станут останавливать автомашины с такими спецзнаками.

Любимый город, в котором я родилась, превратился в гирлянду моментально вспыхивающих огней, быстро мелькающего гранита неоклассических фасадов, свежего озорного ветра в лицо и весело гудящего в ушах шума, а где мы проезжали, я давно уже не различала.

– Не страшно тебе, не устала еще? – дразнил Руслан, скаля в сумерках яркие белые зубы. Тогда на полмгновения я поворачивала к нему разгоряченное ветром лицо и с улыбчивым презрением просила еще поддать скорости, а гривка моих насмерть спутанных волос флагом трепыхалась по лобовому стеклу. Только золотой сияющий шар луны казался неподвижно висящим в светлеющем небе. Я же подумала, что даже лунный диск стал совсем-совсем другим; больше ничуть не похожим на бледный, туманный, плоский и скучный блин, часто торчащий перед глазами, если только случайно поднять их к небу в вечернюю пору.

Около семи утра Руслан подрулил на своем автомобиле-красавце к моему подъезду, плавно его остановил и повернулся ко мне лицом с бешено смеющимися и одновременно влажно сверкающими углями своих умных глубоких глаз. Только ему откровенно и грустно поведала я о своих семейных трещинах, о глубоких проблемах с Вадимом и с надеждой просила совета.

– Что же я могу посоветовать тебе, Ника? Ты и раньше никогда не слушала чужие советы и едва ли станешь впредь. Знаешь, есть такая древняя восточная сказка про отношения ножа с маслом. Нож проходит сквозь масло, не встречая препятствий, потому что масло мягкое и податливое. Оно никогда ничему не сопротивляется, и поэтому ему не больно. Оно совсем спокойное, понимаешь? Или вот вода всегда поддается, плавно расступается и обволакивает погруженную в нее руку. Разве можно сделать больно воде? Женщине следует быть самой мягкостью, расслабленностью, нежностью и успокоением. Любой, даже самый грубый и жесткий мужик мягчает, когда рядом с ним настоящая женщина. А ты, Ника, вспомни! В Новороссийске предложил тебе в виде доказательства спрыгнуть в море с корабельного пирса. Сказала, как приказала: «Взял бы да прыгнул, спрашиваешь-то зачем?!» Не пожалела парня, а только расхохоталась. Не девушка, а боевой командир.

– Да я и сама через пять минут прыгнула вслед за тобой! – взвилась я от возмутительного обвинения.

– Правильно, с тобой хорошо в разведку ходить!

В последовавшей тишине я, немного неожиданно для себя, мягонько затянула песенку про удалого Хасбулата. На моей памяти наши институтские девочки частенько ее запевали при Руслановых появлениях, желая немного поддразнить сдержанного, но горячего по натуре и гордого чеченца. Молодой человек бледнел, потом пунцовел, смущенно опускал долу жгучие очи и смуглое лицо с легендарным орлиным носом, поистине прекрасно то лицо украшавшим. Нос такой интересной формы придавал всему строгому Русланову облику интересную романтическую порывистость и жаркую южную взлетность.

Хасбулат удалой,

Бедна сакля твоя,

Золотою казной

Я осыплю тебя…

Под чинарой младой

Мы сидели вдвоем…

Месяц плыл золотой

Все молчало кругом.

Дальше я просто слов не вспомнила и неуверенно притихла, пытясь все же их припомнить. Кажется, что-то там про хладный труп юной красавицы, пострадавшей от оголтелого мужского эгоизма и себялюбия, как это обычно и бывает.

Молча Руслан привлек меня к себе и начал неторопливо, как бы смакуя, целовать мое лицо, шею и волосы на удивление мягкими и теплыми, почти воздушными губами, но зато щеки его и подбородок жгли-кололи тысячами противотанковых ежей.

– Вероника, немедленно домой!

На весь еще полусонный двор разнесся рык моей бабушки, чуткой к подобной прыти и страдающей бессонницей.

– Ты бриться забываешь! – молниеносно провела я ладонью по его щеке и резко отпрянула от своего чеченского друга, подозревая худшее. Худшим же в ситуации было как бы наглядное подтверждение подозрений бдительной старушки о том, что грозный чечен хочет меня умыкнуть прямо на ее глазах.