– Алло? – раздался в трубке спустя некоторое время приятный девичий голос.

– Алина? Здравствуй. Это Сергей. Помнишь, посетитель из «Воина»?

– А-а-э-э… Сергей? Да, помню. – По голосу девушки сложно было понять ее эмоции, но почему-то казалось, что она не в большом восторге. – Я и не думала, что вы… ты позвонишь когда-нибудь.

– Да ты что! – откровенно возмутился я. – Я же обещал. Сейчас я разобрался с делами и хочу предложить немного развеяться. Может, встретимся сегодня вечером?

– Хм… даже и не знаю… – Алина явно колебалась, выбирая между тем, что хочется, и чем-то другим. – Теперь уже у меня незаконченные дела, и я не уверена, что успею их завершить…

– Ну, если передумаешь, можешь смело звонить мне на этот номер, я смогу за тобой в любое время заехать.

– А знаешь, подожди… давай сегодня в семь?

– Отлично! – Улыбка помимо моей воли наползла на лицо. – Договорились, диктуй адрес.

* * *

Штырь сидел в своем роскошном кабинете и хмуро разглядывал пятерку собравшихся перед ним людей. Это были все причастные к подготовке материалов к судебному заседанию, которое они с треском проиграли. И все бы ничего, но этот проигрыш бросал тень на имя и авторитет Штырёва. Так сильно он уже давно не позорился. Какой-то актёришка, или кто он там на самом деле, сперва пострелял его людей, как заправский бретёр, а потом еще и откровенно унизил, разбив в пух и прах в суде. Вся «золотая десятка» уже была в курсе этого события, и теперь они с упоением обсасывали детали. Кое-кто даже набрался наглости позвонить ему и с притворным сочувствием, пеняя на всеобъемлющую кадровую проблему, предложить услуги своих юристов.

Штырь был просто вне себя от гнева. Ему одновременно хотелось и провалиться сквозь землю от стыда, и зарыть в эту самую землю всех причастных.

– Ну что, господа хорошие, – пророкотал Игнат Альбертович, исподлобья осматривая каждого, кто принимал участие в подготовке к судебному разбирательству, – обосрались вы по полной, а?!

Ответом ему было виноватое молчание.

– Чё притихли, папуасы, млять?! Кто проморгал этого колдуна, я спрашиваю?!

– Медиума…

– Да мне по ***, хоть волшебника изумрудного города! – проревел Штырёв, яростно долбя кулаком по столешнице. – Кто информацию собирал?!

– Кхм… я аналитиков не привлекал, Игнат Альбертович, – подал голос Борис, из-за которого и заварилась вся эта каша, – я сразу к юристам, как вы и сказали…

– Ты что, рыло свиное, – зарычал Штырь, переключив свой гнев на Дерзюка, – хочешь сказать, что это я виноват в том, что вы не сумели распознать известного на всю Москву шалопая?!

– Ни в коем случае, босс! – Боря замотал головой так активно, что аж щеки затрепыхались. – Просто… просто вы сами сказали, что он, наверное, чей-то «козырь», вот мы и пошли на разведку боем, чтобы посмотреть, кто вместе с ним высунется, типа…

– В какую разведку, твою мать, а?! Разведчики, мля! – Преступный лидер явно не собирался успокаиваться в ближайшее время. – Ты Интернет вообще открывал? Там уже на второй день разведку провели! Какой-то сраный экстрасенс…

– Медиум…

– МОЛЧАТЬ!!!

Штырь стукнул по столу с такой силой, что тяжеленный цельнодеревянный предмет интерьера ощутимо вздрогнул.

Так, ладно. Нужно успокоиться, подумал Штырёв, потирая отшибленную руку. Он сам виноват, что пустил эту ситуацию на самотек. Не нужно было надеяться на сообразительность своих подчиненных, что они быстро сориентируются в ситуации, поймут, что имеют дело с раскрученным писаками фраером, а не фартовым стремнягой. Вот был бы он из «своих», дело прошло б тихо и мирно, а не под прицелами десятков камер, и даже такой же разгромный проигрыш был бы лишь щелчком по носу, а не позором на всю Москву. Но вышло именно так, как вышло…

Штырёв еще с полчасика для проформы поорал на облажавшуюся братву, которая сейчас выглядела больше похожей на кучку нашкодивших мальчишек, чем на матерых бандитов. Под конец даже швырнул тяжелой мраморной пепельницей в башку одному умнику, который не вовремя решил раскрыть свой хавальник. Метким и резким броском Штырь умудрился попасть ему прямо в лобешник, оставив глубокую сечку до самой кости. Крупные, размером со спелую черешню, капли крови, попали на белоснежный ковер кабинета, что еще больше испортило настроение «авторитета».

Отправив всю незадачливую пятерку с испачканным ковром в химчистку, пока он их не перебил тут всех на хрен, Игнат Альбертович нажал кнопку селектора.

– Жанна, вызвони мне Чижа, пусть сегодня заедет. Будет ему поручение по профилю.

– Будет сделано, Игнат Альбертович, – донеслось из динамика. – Сделать вам кофе?

– Лучше валерьянки найди.

– Как скажете, Игнат Альбертович…

Убрав палец с кнопки, Штырь рухнул в свое широкое кресло и крепко задумался. Совсем непонятным остается тот факт, откуда у обычного медийного повесы такие специфические умения в рукопашке и стрельбе? Очень интересно было бы спросить у него об этом лично…

* * *

Я, аккуратно объезжая неглубокие, но все же губительные для моей низкой подвески колдобины, подрулил к обычной девятиэтажке, расположенной в спальном районе. Простой подъезд, обычная детская площадка неподалеку, где местами сохранились турники и лесенки советских лет, покрашенные разноцветной краской покрышки-клумбы вместо украшений, низенькая оградка у газона… всё как-то уютно и по-домашнему.

Есть что-то притягательное в таких вот двориках, где детвора на лавочке играет в «испорченный телефон», в окошке первого этажа торчит старушка, с грустной улыбкой наблюдающая за ними, где-то чуть в стороне молодые мамочки катят коляски с укутанными бутузами, а чуть в стороне раздаются хлопки выбивалки по висящему пестрому ковру. Такая идиллия неизменно пробуждает во мне теплые воспоминания о далеком босоногом детстве – гулкий стук двухцветного резинового мяча по земле, содранные коленки, звонкий смех до боли в животе, шалости, быстрый бег, выбивающий слезу встречным ветром, и ругань злобных старушек вслед. Это были те далекие времена, когда я даже не задумывался о том, что слышу чужие эмоции, полагая, что так умеют все. Когда я еще не был осквернён Силой и не имел ни малейшего понятия о своей исключительности. Когда отец и мама были живы, когда не нужно было лгать и притворяться, находясь в обществе людей, которых я не могу переносить на дух. Когда можно было просто быть собой…

Заехав в такой двор на своем спорткаре за десяток миллионов, я прямо почувствовал себя пришельцем из другого мира. Мира холодного и неприветливого, где вместо мягкого света окон, с уставленными цветами подоконниками, пронзительное сияние неоновых вывесок, где искренний и открытый смех заменён ворохом фальшивых улыбок. Мира, где можно купить все что угодно, кроме вот такого простого уюта. Порой я ощущал это настолько остро, что хотелось завыть подобно дикой дворняге. Именно эта внутренняя горечь и гнала меня на встречу к простой и открытой девушке Алине, чьи эмоции грели меня, как утреннее весеннее солнце.