хотелось проверить, нет ли у меня температуры. Слишком происходящее на горячечный бред походило. Или тепловой удар?

Пол под ногами качнулся. Мы взлетаем? Я почувствовала, как мерзкий липкий холодок ползет по затылку, а глаза автоматически принялись искать кратчайший путь к бортику. Маячащее передо мной лицо Стефена приятного не добавляло.

– Детка, ты такая внезапная!

– Ага, – процедила я, – а еще поразительная.

– Поразительно внезапная! – заявил он и снова полез обниматься.

Я забежала за Эфареля. Он высокий, за ним хорошо прятаться. И у него руки длиннее. Альвине еще не сообразил в чем дело, а уже этими руками меня себе за спину подальше задвинул. Приятно.

– Не имею чести быть с вами знаком, молодой человек, – сказал, как приморозил. Даже у меня волоски дыбом встали.

– Стефен Двирен, магистр темной магии первой категории, эльве Эфарель.

Однако! Он же вместе со мной Академию заканчивал и уже магистр? Или дядя-советник пропихнул вперед очереди? Иные по пару лет ждут до защиты.

– Давайте без этих глупых церемоний, – встряла ба. Выглядела она необычно, без всегдашнего чуть брезгливого выражения на лице и даже, кажется, моложе. Волосы завила и ей идет. Я-таки пощупала себе лоб.

– Золотце, тебе дурно? – тут же среагировал эльф, будто спиной видел.

– Ага, – ошалело пробормотала я, наблюдая руку ведьмака на бабулиной талии. Пол снова качнулся, я икнула и опрометью бросилась прочь.

Найти сходу туалетную комнату не представлялось возможным. Я забежала за угол расположенного в задней части палубы павильона, подальше, где окон не было, и нависла над бортом. Лоб покрылся испариной, в ушах звенело и во рту стало гадко. А город далеко внизу уже закончился, и полоса живописных скал с рощицами тоже. Белая лента песка и – залив, яркий, в солнечных бликах, белых барашках у нестрашных отсюда, с высоты, рифов, с росчерками рыбачьих лодочек и отражающихся в лазури облаках. В лицо дуло прохладой с запахом йода и соли. Я дернула воротник рубашки, куртка уже и так висела на краю борта, стало легче.

Облачный хвост зацепился за пузырь аэростата и на мгновение сделалось сумрачно и влажно. Меня почти отпустило. Я выпрямилась и задышала смелее.

Под килем послышались голоса. Видимо, где-то внизу располагался технический выход. Что-то бряцало и гудело, голоса спорили, но слов было не разобрать – ветер относил их в сторону. Мне стало любопытно, я приподнялась на цыпочки и перегнулась через борт.

Рвануло внезапно и сильно. Ладони поехали по полированному перилу, ноги потеряли опору. Куртка полетела вниз.

Я схватила воздух, но удержала тьма – дернула на себя, крепко обнимая под грудью.

Я была на пороге. Серое марево грани забило глаза и холодом дышало… нет, не в спину. За моей спиной был кто-то, кто не дал мне упасть. Внутренности свернуло комом от присутствия знакомой силы и ужаса, что это Мар, и еще большего, что не он. За изумрудом тянулась призрачная нить, убегающая дальше за порог. Ощущение присутствия таяло. Я выдохнула и обернулась. За незримой пеленой колыхалась-дышала грань.

Спиной и вперед. Прочь с порога.

Аэростат выбрался из облака, снова сделалось светло и лазурно.

Моих плеч осторожно коснулись теплые руки.

– Мика, солнышко, ты в порядке? – в голосе Альвине было столько участия и беспокойства, что я не стала его отталкивать. – Отвести тебя к целителю?

Я мотнула головой. Все равно не поможет. Только перетерпеть или кисленького чего-нибудь… Замерло. Нет, бьется, натужно, через силу.

И это тоже перетерпеть. Боль, от которой все немеет. И не вспоминать, каким страшным может быть его молчание.

Меня вдруг обняли. Стало немного легче. Спокойнее. Чуткие пальцы убрали с лица пряди, заправили за ухо, обвели по контуру, мягко коснулись мочки. Меня обволакивала тишина. Другая, уютная и мягкая. Мое сердце почти успокоилось, а вот его, наоборот, забилось сильнее, и я поспешила отстраниться.

– Прости меня, прошу, я должен был спросить. Подождали бы до вечера в городке и отправились бы морем. Я так хотел тебе показать Закатный мыс, пока вся эта масса народа, собирающаяся к празднику, не нахлынула.

– Ничего, я потерплю. Это ведь не долго? Покажешь, как собирался.

– Мадам Ливиу рассказала о твоем недуге.

– Очень мило. Лучше бы она рассказала, как сама тут оказалась.

Эфарель спрятал руки за спину и мечтательно посмотрел вдаль, отводя взгляд. Ага.

– Ну, с… спасибо. Еще сюрпризы будут? Мне надо знать к чему готовится, а то вдруг я зря лопату в багаже оставила?

– Душечка, ну она сама меня попросила, не мог же я ей отказать. Тем более, что она все равно не сможет быть на приеме в Садах, только на открытых мероприятиях.

– И сколько всего мероприятий? – настороженно спросила я.

– Немного. В этом году Фалмари праздник устраивают, а они не любители долгих гуляний, поэтому всего неделю. Сегодня Ночь открытий, потом Фруктовые мистерии каждый день, прогулки и пикники в садах, всякая ерунда, послезавтра Цитрусовый бал. Я взял на себя смелость заказать тебе подходящий наряд, нужно будет только на примерку…

Эфарель уже давно добыл руки из-за спины и этими руками меня за мои хватал, сжимал пальцы и умильно в глаза заглядывал. Улыбался и лазурью своей, точно такой же, как вода под нами, пронизанной солнцем, на меня сиял. Вздыхал восторженно. Потом повел меня обратно в люди и по пути несколько раз с правой стороны на левую перестраивался. То дергал меня за прядку, то воротник на рубашке поправлял, то приобнимал за талию. В общем, опять валял дурака.

– …Потом еще морская прогулка, Долина радуг, заповедник редких животных. У Фалмари есть лошади! Их больше нигде не осталось, а здесь есть. И на них можно будет верхом прокатиться.

Меня снова начинало мутить, а голова была похожа на чан с тестом для пирожков, которого становится все больше, и больше, и больше…

– Можно здесь где-нибудь прилечь? Чтоб никого и тихо? – попросила я.

Альвине тут же прекратил дурачится, чуть склонился и невесомо коснулся губами моего покрывшегося испариной виска.

– Конечно, Митика, мы туда и идем. Сейчас в павильон и вниз по лестнице. Там прохладно. До острова Фалм еще два часа, можешь отдохнуть. Побыть с тобой или позвать Лукрецию? Нет? Мика, ты…

Его последние слова утонули в звоне, а светлые доски пола, на которые я сосредоточенно смотрела, потемнели и пропали.

Кажется, дело не только в аэростатах, просто столько