пригласить – посылает Голос, – принялся торопливо объяснять Эфарель, губы облизал и почти обжег меня глазами.

– Я спросил, – вновь заговорил он и тоже шепотом, наши носы почти соприкасались, от эльфа пахло фруктовой настойкой, которую мы за ужином пили, – кого из нас желает видеть оракул и Голос ответил, что обоих, но порознь.

Меня прижали еще теснее, а бирюза глаз превратилась в предштормовую синь, которая сосредоточилась на моих губах. А он идет и не смотрит, куда, еще уронит. И вообще, что происходит? Почему биение сердца Альвине, которое я чувствую телом (так сильно прижал) отдается во мне как… Так про уши правда?! А я ему… Оооо, тьма!

– Э… Давай я сама пойду, ладно?

– Да, – тут же согласился он и отпустил так быстро, что я едва не рухнула, но меня поймали и еще раз недвусмысленно прижали к груди.

Мне в спину кто-то смотрел. Голос. Стоял и ждал.

– Иди, – подтолкнул Альвине, легонько коснувшись губами макушки.

Глава 6

В пещерке было темно и влажно. И пахло, как в лаборатории некроанатомии. Я почувствовала темный источник, очень старый и медленный, почти замерший. И замерла тоже. По углам и передо мной гнилушками засветились огни. Те огни, что были впереди вдруг моргнули и распались на фасеты. И как только стало достаточно светло, чтобы в полной мере проявить свой восторг, я почти его проявила. Успела вовремя рот руками зажать. Получился сдавленный писк, но размер глаз вполне компенсировал недостающее.

Эльфы умеют удивлять. Не побоюсь этого слова – поражать.

– И путь, и врата, и ключ, – проскрипел паукоподобные конструкт, такой же старый, как источник, который его питал. Фасетчатые глаза на нечеловечески красивом лице с черными губами, вздымающееся и опадающее округлое кожистое тело испещренное тлеющими знаками Изначальной речи настолько мелкими и так часто, что они смотрелись, как затейливый рисунок. Трехсуставчатые конечности цеплялись за паутину, сверкающую в свете гнилушечных огней подобно хрусталю. Он был ужасен и прекрасен одновременно. Не знаю, как эльфы, но я повторно восхитилась мастерством создателя. Любопытно, матрица сознания развилась до полноценной личности сама, от времени, или изначально вселяли поднятое не-живое?

– И свет, и тень, и тьма, – продолжил оракул, и если первое я уже слышала, и оно мне не понравилось, то продолжение не понравилось еще больше.

– Мрак за одним плечом и бездна за другим. Не потеряй.

– Что?

– Себя.

Огни погасли и все погрузилось во тьму. На мое плечо легли хрупкие сухие пальцы Голоса. Он развернул меня лицом к выходу и подтолкнув, отпустил. Я успела сделать несколько шагов, когда темнота заговорила снова:

– Не кричи. Там, куда ты кричишь, только тень. Зови иначе.

– Что это значит? – я обернулась, но сухие пальцы сомкнулись на руке и снова подтолкнули к выходу.

Моего лица коснулся полог, которого не было, когда я входила. Как паутиной задело. После мрака пещерки сумерки казались белым днем. На дорожке стоял очумевший Эфарель, и я каким-то образом поняла, что он тоже только что вышел от оракула.

– Что тебе… – эльф приложил палец к моим губам и качнул головой.

– То, что сказано, сказано лишь тебе.

– Что он такое?

Эфарель пожал плечами.

– Меня еще не разу не призывали. Кого-то не зовут никогда, кто-то бывает несколько раз. Одного эльфа Голос привел гранью откуда-то из Драконии.

– Гранью, разве он некромант? Я не почувствовала.

– Голосу столько же лет, сколько и оракулу. Он вечно-не-мертвый. И вечно-не-мертвый так долго, что не-мертвого можно опустить. Потому ты и не почувствовала. Может он и есть создатель оракула, а может их создали вместе. Голос – последний темный эльф этого мира, дроу. Вероятно, в других мирах есть еще такие, но не здесь.

– Как-то это все… печально.

– Возможно. Понести тебя снова? Здесь трава, и роса выпала.

Я отказалась. Прикосновение мокрой травы к босым ступням значительно добавляли странному вечеру реальности, и это было очень кстати. Сказанные оракулом слова провалились куда-то глубоко, но я не торопилась туда за ними лезть, чтобы обдумывать. Достаточно на сегодня дум.

Павильон оказался внезапно рядом. Мы прошли по коридору к своим комнатам, оставляя на ковре быстро тающие влажные следы сапог и босых ступней. Эфарель первым вошел к себе, шепнув мне “тихой ночи”. Я смотрела на следы, пока они не растаяли все. Кроме двух, будто там стоял кто-то невидимый и мешал заклинанию работать. Я моргнула и все пропало. Просто сбой?

Невыспавшийся некромант – существо злобное по определению и выглядит так же. У меня еще и волосы дыбом стояли. Они у меня с недосыпа всегда такие, вне зависимости от настроения и погодных условий. В последние пару месяцев иногда и иная морда проглядывает. Я походя покосилась в зеркало – морда была моя собственная. Достаточно мрачная, чтоб и так спугнуть неурочного визитера.

– Нну? – вопросила я в коридор, пнув дверь. Обычно люди после этого падали. Либо ушибленные дверью, либо пораженные моей неземной красой, эльф в халатике на голую грудь устоял, придержав дверь.

– Солнышко! Извини, что разбудил, но нужна твоя профессиональная помощь, – проговорил он, наклоняясь к моему уху, потому что дальше по коридору, практически заглушая Альвине, орали. Страшно, громко и на одной ноте. Это ж какие легкие надо иметь, чтоб так, не прерываясь для набора воздуха, орать? Явно не человеческие.

Дивно утро начинается, жаль что так рано.

Спустя пару шагов по коридору я выслушивала сбивчивые, перемежающиеся рыданиями объяснения служанки, потому что сама пострадавшая говорить не могла, она голос сорвала и было от чего.

Высокородная Тельпине Алдаэль всегда вставала с рассветом и шла прогуляться. Проходя по коридору, она нашла на полу цветок гладиолуса необычной расцветки, багрово-черный с алым пестиком, подняла его и вернулась в комнату, чтобы поставить в воду. Что именно произошло, служанка не видела, так как госпожа стояла спиной. Леди вдруг коротко вскрикнула, будто обожглась, развернулась и стала кричать, потому что кожа на ее руках чернела и облетала, как пепел, обнажая мышцы. Служанка бросилась стучать в первую попавшуюся дверь, а дальше… Дальше разбуженный Эфарель быстро сообразил на кого стрелки перевести, а сам куда-то делся.

Сидящая в кресле Тельпине пребывала в ужасном состоянии. Все что я могла сделать вот прямо сейчас – убрать боль. Кожа была поражена на руках полностью и частично на груди, шее и