ветра голоском позвала:

— Давид… Давид… ты еще здесь? Давид, пожалуйста…

Ей никто не ответил.

Нет. Она должна быть сильной. Ни к чему эти нюни. Разве не так постоянно говорил отец? Соберись! Не будь тряпкой! Корнилова по математике получила пятерку, а ты четверку. Если такое еще раз повторится в этой четверти… — в его глазах, налившихся яростью и гневом, словно у быка перед мулетой — красным полотнищем в руках матадора, плясали зловещие огоньки. Он показывал на стену, где с длинного гвоздя свисала нагайка, переплетенная кожаная плеть. Еще один раз!

«Этого больше не повторится, папа», — шептала Лиза, всеми силами стараясь не пролить ни единой слезинки.

«Смотри у меня, бестолочь!»

Она вздрогнула, ей показалось, что это не Давид, а отец стоял позади туалета и испытывал ее на прочность.

Дыхание перехватило и она, толкнув дверь, буквально вывалилась наружу. В лицо ударил холодный ветер, растрепал волосы и мгновенно привел ее в чувство. Она оглянулась. Ни рядом, ни позади деревянного строения никого не было видно. Кривая дверца болталась на скрипучих петлях. Лиза сделала шаг назад и закрыла ее. Потом посмотрела на листок, который до сих пор сжимала в руках и сунула его в карман куртки. Потом пригодится, если еще раз придется идти сюда, — решила она.

— Наконец-то! — раздался голос Червякова. — Я уже околел!

Она подошла ближе. Он внимательно посмотрел на нее, пробуравил пронизывающим взглядом и ей показалось вдруг, что он совершенно трезв. Как стеклышко. Но в то же мгновение он нелепо взмахнул руками, едва не оступился на скользкой ступеньке и, покачиваясь, схватился за ручку двери.

— А нам все равно, а нам все равно, станем мы храбрей и отважней льва… — запел он пьяным голосом, и Лиза подумала, что он такой же обыкновенный, как и все. Только немного старше. И наглее. А значит, бояться совсем нечего.

Она шагнула вслед за ним внутрь дома.

Глава 12

1941 год

Негромкий, царапающий звук заставил Витю оглянуться как раз в тот момент, когда он закрывал крышку ящика, собираясь спуститься вниз, в подпол, где уже были навалены кучи тряпья, старый топчан, погрызенный мышами, полушубок со свалявшейся шерстью, в которой застряли засохшие листья травы, охапка благоухающего сена из кладовки и даже тканый коврик, что лежал у входной двери.

Они уже спустили вниз несколько стульев, чтобы не сидеть на холодном полу и нагретый самовар — теплая вода в нем будет до самого утра.

Первой мыслью было захлопнуть крышку, юркнуть вниз и затаиться. Сердце его забилось. Ноги стали ватными. Он испугался, что ступит мимо лестницы и рухнет вниз, чем выдаст их тайное убежище. Вообще-то последней спускалась Катя, но потом Витя вдруг вспомнил, что впопыхах забыл свою спортивную сумку, в которой, впрочем, ничего кроме китайского термоса и крошек от печенья не было. Но даже это не хотелось оставлять наверху и Вите пришлось подняться, чтобы забрать вещи. Как раз в этот момент и послышались странные звуки.

Звук повторился отчетливее, потом его сменил какой-то робкий стук. Раз-два-раз-два-три. Раз-два-раз-два-три. Витя вдруг вспомнил, что именно так Давид стучал по подлокотнику кресла Икаруса, когда они подъезжали к воинской части и этот стук его здорово раздражал, он даже хотел сказать другу, чтобы тот перестал, но не успел — автобус затормозил у ворот и вся толпа ринулась на выход.

Это Давид, — мелькнуло в голове. Бросив сумку вниз, он тихо сказал, глядя на едва заметные лица ребят:

— Кажется, там Давид стучит. Я пойду посмотрю.

— Не открывай! — тут же шикнула Катя.

— Это точно Давид. Он так стучит.

Витя перелез через высокий бортик сундука и направился к двери. Катя вмиг, словно кошка взлетела наверх и оказалась рядом. Они подкрались к двери и прислушались.

Катя сощурилась и ладонями поелозила возле ушей, мол, ты не ослышался?

Витя замотал головой.

И тут же, буквально в нескольких сантиметрах, за деревянной дверью вновь заскребли.

— Это я, Давид! — послышался тихий шепот. — Откройте, я сильно замерз.

Они переглянулись. Девушка ловким движением отодвинула засов, затем провернула ключ. Витя надавил на ручку и дверь открылась.

Снаружи и правда стоял Давид. Он трясся так, словно только что искупался в проруби, хотя был абсолютно сухой. Его синяя спортивная шапочка-петушок с помпоном съехала на лоб, из под нее торчали взъерошенные волосы.

— Давид! — Витя поймал друга, который буквально упал ему на руки. Он был невероятно холодным, просто задубевшим. Витя невольно подумал, что люди настолько холодными не бывают, но тут же вспомнил Лену, чью ледяную руку он сжимал, когда они шли по ручью. Но Давид, кажется, был и вовсе отрицательной температуры. Он даже говорить не мог, только мычал что-то нечленораздельное и медленно вращал головой, словно она была на старом заржавевшем шарнире. Его глаза выкатились и застыли как у свежемороженой рыбы в холодильном прилавке универсама.

Катя сориентировалась быстро.

— Давай его к печке, — скомандовала она. — Она еще теплая. А я спущусь вниз и принесу горячей воды.

Витя подвел друга к печи, взял его руки и приложил к теплой поверхности. Потом осторожно расстегнул куцую трикотажную курточку на молнии.

— Давай, прислонись к ней грудью! Сейчас оклемаешься! Вот же… черт… где же тебя носило?

Давид с трудом понял, что показывает ему Витя и припал к печке. Он долго стоял, прижимаясь к ней грудью, потом повернулся спиной. Бледное, без единой кровинки лицо, начало приобретать человеческий, живой оттенок.

— Нн… он… она н…не пошла с…со мной, — сказал он трудом, когда дар речи к нему постепенно начал возвращаться. — Ос…осталась с…с… с ним.

— Держи… пей осторожно, горячее! — Катя подала ему чашку, из которой шел пар. На дне плавало несколько чаинок.

Давид с благодарностью посмотрел ей в глаза.

— С…спасибо.

— Пей, пей, — проговорила она, поглядывая на дверь.

— А… г…где все? — спросил Давид, оглядывая комнату, которая казалась теперь совсем пустой — без ковриков, подстилок и сползающих с печи одеял.

Катя кивнула на сундук.

— Мы прячемся в подполье. Так надо, долгая история. Грейся, потом расскажем, что случилось.

Давид замотал головой.

— Н…нельзя тут оставаться! Ни в коем случае!

— Это почему? — вырвалось у Вити.

— Нам некуда больше идти, — сказала Катя. — По крайней мере прямо сейчас. В лесу фрицы. И они нас ищут.

—