этой картине образ обновленного творения. Другие псалмы и тексты пророков утверждают, что Бог Израилев задумал в конечном итоге распространить свое спасающее и человечное правление на весь мир. И тут в очередной раз Писание говорит не о душах, «отправляющихся в рай», но о грядущем новом творении, на которое указывает Обетованная земля как его знак и символ.

Важен каждый отдельный элемент этой невероятно сложной (для нас) картины, если мы хотим проникнуть в мысли первых последователей Иисуса и понять, что они имели в виду, когда говорили, что Иисус умер «по Писаниям» и «за грехи наши». Если нам не удастся все это соединить, если мы не увидим всю картинку как единое целое, наши представления о кресте будут определяться неверными схемами и формулировками. Хуже того: тогда мы поместим крест в иной контекст, в другие рамки. И в этом ином контексте, который был создан, чтобы заполнить пробелы контекста первоначального, самые важные слова, такие как «за грехи наши», обретут иной смысл, который будет отличаться от первоначального – это тонкое отличие, но оно существенное. Тогда мы отделим этот смысл от Библии, от истории Израиля – и он обретет языческий характер.

Сопоставим историю Адама и Евы с историей Израиля, помня в то же время, что вторая следует за первой. Что мы тут увидим? В обоих случаях на смену обетованной жизни приходит реальность смерти; и это в обоих случаях объясняется одной и той же причиной. Первые люди отвернулись от призывов и повелений Творца; Израиль отверг призывы и заповеди (они прозвучали еще сильнее) Бога завета. Великие пророки мучительно пытались разгадать смысл трагедии и кошмара изгнания. Полчища язычников победили Израиль, осквернили его святыни и увели избранный народ в Вавилон (тот Вавилон, где, как рассказывает Бытие 11, надменность людей достигла своего апогея). Какой во всем этом смысл? Пророки, в соответствии со Второзаконием, видели в изгнании в первую очередь своего рода смерть при жизни. Но это не был конец истории, как будто бы хаос вернулся и одержал окончательную победу. Каким-то образом – и эта идея родилась в молитвах и в поэзии самых великих пророков – тот Творец, который хотел сделать народ завета средством для спасения всего человечества, теперь, когда избранный народ сам оказался в бедственном положении, снова должен его спасти. Он снова должен призвать какой-то остаток израильского народа, оказавшегося в изгнании, быть может, даже единственного человека, через которого он освободит Израиль. Как именно Бог это совершит, оставалось неясным. Но пророки твердо верили в то, что это произойдет. Если Бог Израилев в самом деле Творец всего мира, это просто его священная обязанность. Он, несмотря ни на что, должен сохранить верность своему завету, своему замыслу о творении. Первые христиане верили в то, что именно это Бог совершил в Мессии Израиля Иисусе и через него.

Почему же тогда кульминацией всей этой истории стал момент прощения грехов? И почему Павел или кто-то еще предполагает, что, когда Бог решит проблему грехов, это произойдет «по Писаниям», в соответствии с Библией? Чтобы ответить на этот вопрос, нам надо вернуться к прошлому разговору о грехе, чтобы рассмотреть эту тему глубже и понять, какое место она занимает в более широкой картине.

«Грех» и «изгнание» в Библии

Слово «грех» мрачно и уродливо само по себе, но, что еще хуже, на Западе его во многом неверно понимают. В сознании людей при слове «грех» – справедливо или нет – возникает образ моралиста, который всем недоволен, пытается всех учить, потому что он самый святой, и при этом придирается к мелким проступкам, начисто игнорируя такие крупные вещи, как справедливость или угнетение. Разговоры о грехе обычно ассоциируются с дуалистическим отвержением «мира», с надменным «потусторонним» благочестием и с суровым взглядом на жизнь, потому что ведущие такие разговоры охотно отправляют большую часть человечества в пламя вечное. Разумеется, есть немало проповедников и наставников, которые говорят о грехе мудро, опираясь на Библию. Это действительно крайне важная тема.

Но я хотел показать, как большинство людей – и внутри церкви, и вне ее – воспринимает слова о грехе. Некоторые люди ушли из церкви именно потому, что не смогли смириться с подобными представлениями. Когда-то «грех» беспокоил именно тех, кто без раскаяния совершал злодейства. Сегодня злодеев эта тема не волнует. Люди, которые любят поговорить о грехе, обычно считают, что это проблема окружающих, а не их самих. На протяжении жизни последнего поколения в западном мире, в том числе в Церкви, язык «греха» стал крайне неадекватным – не в последнюю очередь из-за того, что, как Иисус говорил о фарисеях, он отражал тенденцию очищать поверхность, скрывая глубокую испорченность внутри. Но мы пока не знаем, чем его заменить.

Иные люди говорят (и тут есть доля правды), что за разговорами о грехе стоит только лишь желание контролировать других. Это просто борьба за власть, утверждают критики, нравственный эквивалент навязчивой и требовательной культуры «здоровья и безопасности». Идея греха душит свободу и позволяют играть с другими людьми в игру под названием «безопасность прежде всего». За ней стоит устарелое и, вероятно, невротическое стремление избегать случайностей и неопределенности жизни, отказавшись от той радикальной свободы, которая нам дана.

Некоторые церкви, опасаясь нравственной анархии, цепляются за старинные правила. Другие переключают внимание на новые модные темы: тут проповедники все еще полны негодования, но обличают скорее борьбу за нефть, а не прелюбодеяния. На смену старым грехам пришли новые: яростные моралисты теперь говорят об экологии, феминизме и международных долгах. А кто-то вообще отказался от самой идеи греха, считая, что единственный оставшийся грех – это уверенность в собственной правоте, то есть представление, что «наш» образ жизни лучше, чем «их». (Это ведет к парадоксальному самодовольству из-за того, что мы лишены самодовольства.)

Мы не будем тут обсуждать, откуда взялась такая путаница. Для наших целей куда интереснее найти выход из такого положения вещей. К счастью, ответ лежит прямо перед нами, и он покажет нам прямой путь к мыслям первых христиан – к тому, что они имели в виду, говоря, что Мессия умер «за грехи наши по Писаниям».

Как обычно, слова обретают свой подлинный смысл лишь в рамках большой истории. В нашем случае слово «грех» означает то, что оно означает в рамках библейского повествования. Стоит извлечь его из такого контекста, и мы сталкиваемся с описанными выше трудностями. На самом деле в Библии существуют разные слова, описывающие грех: «нечестие», «беззаконие» и другие, характеризующие дурные поступки и нарушение норм. За всеми ними стоит