— И врезать этим придуркам бейсбольной битой по башке, — подхватила Клеманс, со смаком изображая, как она это сделает.

— И добить клюшкой для гольфа. Это стильно.

— Легко и непринужденно.

Шагая рядом и болтая, они вышли из парка. Клеманс на ходу подпрыгивала, собирала цветы, хлопала в ладоши, пугая птиц. Ей было примерно столько же лет, сколько Антуану; она то дурачилась, то говорила серьезно, непрерывно меняясь, как хамелеон. С простодушным видом она воскликнула:

— Почему, почему нам не дают никого критиковать в свое удовольствие, называть дебилов дебилами, и уверяют, будто мы при этом выглядим злобными завистниками? Все ведут себя так, словно люди равны, словно мы все одинаково богаты, образованны, сильны, молоды, красивы, здоровы и счастливы, словно на свете живут только мужчины, притом белые, с огромными автомобилями… Но ведь это же не так! Поэтому я имею полное право протестовать, быть недовольной, не улыбаться тупо двадцать четыре часа в сутки, не молчать, когда вижу свинство или несправедливость, и даже ругаться. Никто мне не запретит.

— Никто, хотя… это довольно утомительно. Может, найдем занятие получше?

— Да, ты прав, — согласилась Клеманс. — Глупо тратить энергию на вещи, которые того не стоят. Побережем силы на то, чтобы развлекаться.

— И гулять на берегу.

— Гулять на берегу… Это из какой-то песни, да?

Клеманс напела мотивчик. Они шли по тротуару среди толпы работяг и безработных, студентов, пенсионеров, детей. В магазинах, булочных, банках не прекращалось ни на миг снование переливчатых кровяных шариков, коими являются люди в кровеносной системе города.

Мимо, сигналя, пронеслась машина. Метров через десять она остановилась на красный свет. Клеманс взяла Антуана под руку.

— Закрой глаза, — попросила она. — Хочу сделать тебе сюрприз.

Антуан повиновался. Легкий теплый ветер лохматил им волосы. Клеманс направляла Антуана, держа за локоть; она вывела его на проезжую часть. Метрах в ста обозначилась черная машина, которая стремительно приближалась.

— Ну вот, можешь открыть глаза.

— Клеманс, на нас едет машина, — спокойно заметил Антуан.

— Ты обещал довериться мне.

— Ничего подобного я не обещал.

— Ах да, я забыла тебя попросить. Доверься мне, хорошо?

— Клеманс, машина…

— Поклянись, что доверяешь мне, и перестань нудить, как слабак. И главное, не дергайся. Ну, поклянись!

— Ладно, клянусь. Я не двинусь с места, я не… двинусь с места…

Машина была уже метрах в тридцати и истошно гудела. Антуан и Клеманс не шевелились, прохожие останавливались и смотрели на них. В последний момент Клеманс дернула Антуана за руку, и они упали на тротуар. Автомобиль пронесся мимо, свирепо рыча и скаля зубы.

— Я героиня, я спасла тебе жизнь, — объявила Клеманс. Она вскочила на ноги и помогла встать Антуану. — Значит, мы связаны навсегда. Теперь мы отвечаем друг за друга. Как китайцы.

— По-моему, на сегодня эмоций достаточно.

— А у тебя есть какой-то лимит на эмоции?

— Да, именно, иначе у меня будет передозировка. И не говори, что передоз эмоций — это классно, мне с непривычки тяжело.

Проголодавшись от бурных переживаний, Антуан с Клеманс решили пообедать в «Гудмундсдоттире» вместе с Асом, Родольфом, Ганжой, Шарлоттой и ее подружкой. Но до обеда оставалось еще часа полтора, и Клеманс предложила поиграть в привидения. Она объяснила, в чем состоит игра: они должны вести себя как призраки, то есть разглядывать в упор людей, сидящих под зонтиками кафе, бродить по улицам и магазинам, подражая крикам совы, короче, вообразить себя невидимыми и пользоваться преимуществами этого положения. Устрашающе подняв руки и потрясая цепями, Клеманс с Антуаном отправились тревожить Париж